Знаменитая книга
(О «Поморских ответах»)

Б.П.Кутузов

 

ОБ АВТОРЕ. Борис Павлович Кутузов – известный  историк и публицист, исследователь старообрядчества, головщик (регент) Спасского собора бывшего Спасо-Андроникова монастыря в Москве, где возрождается традиция древнерусского церковного пения - знаменного распева. Перу Б.П.Кутузова принадлежат книги «Церковная "реформа" XVII века», «Знаменный распев - поющее богословие», «Византийская прелесть», «Русское знаменное пение», а также множество статей.

Работы Б.П.Кутузова, посвященные  церковному расколу 17 века, отличаются  глубиной проникновения в суть вопросов, искренним стремлением разобраться в исторических реалиях, во многом искаженных и перевернутых в настоящее время. В его книгах и статьях проводится объективный анализ истории церковного раскола как сложного феномена духовной и культурной жизни страны, оказавшего большое влияние на прошлое, настоящее и будущее русского народа. Б.П.Кутузова отличает поистине энциклопедическое знание истории, древнерусской литературы, источников церковно-славянской письменности, и  поэтому его работы столь убедительны.

* * * * * * *

«Поморские ответы», книга объемом в 732 страницы,  создана в 1723 году коллективным трудом иноков Выговского старообрядческого общежительства. В оригинале она называется «Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Неофита», и хотя подписана девятью уполномоченными, но в действительности круг авторов, возглавляемый выдающимся деятелем поморской церкви, потомком князей Мышецких, Андреем Денисовым, был гораздо шире. Множество людей занималось сбором документальных свидетельств и материалов, а также сверкой и переписыванием набело ответов на 106 вопросов синодального миссионера. Как сказано в «Истории краткой об ответах...» «Андрей Дионисиев приим о сем велие попечение, и труды к трудам ноще-денно приложи... Пособствоваше же ему и брат его Симеон и Трифон Петров, яже общим советом разсмотряюще и засвидетельствующе. Но Андрей все сам писаше, а на собор на свидетельство всегда полагаше и читаше, и разсуждаше и советоваше».

Этот гигантский труд, совершенный выговцами в весьма короткий срок, был выполнен в связи с указом Петра I от 22 апреля 1722 года, в котором говорилось: «Послать немедленно к староверам, проживающим в Олонецком уезде, из Синода духовное лицо для разглагольствования о происходящем церковном несогласии и для увещания».

«Разглагольствование» Неофита с выговскими отцами состоялось, но «увещания» не получилось, по-видимому, по невозможности опровергнуть их ответы. После беседы выговцы были «отпущены с миром». Да и какой ответ мог ожидать обличитель «раскола» на свой вопрос: православно ли верили на Руси до Никона?

«Против «Поморских ответов», которые задавали никоновской церкви этот вопрос, – пишет И.Л.Солоневич, не совсем точно формулируя, кто задавал вопрос, – возразить действительно нельзя ничего: была ли Московская Русь до Никона православной или еретической? Православно ли крестились отцы и деды наши? Ну конечно, московская дониконовская Русь была православной и крестилась по-православному». «Поморские ответы» – богословская книга, и умная книга», – пишет известный богослов прот. Георгий Флоровский.

В «Поморских ответах» заключено логически ясное и систематически изложенное объяснение и доказательство истинности старой веры. Спокойно, без эмоций и гнева (слабое место посланий Аввакума в научном плане), с многочисленными ссылками на источники, Андрей Денисов разбирает вопросы миссионера и дает почти исчерпывающее толкование разногласий между господствующей церковью и старообрядцами. Всего за шесть месяцев центр тогдашнего старообрядчества сумел дать богословски выверенные, документально точные и в то же время дипломатичные ответы на специально составленные в Синоде вопросы.

Впрочем, написать «Ответы» помог ряд предшествовавших трудов. Е.М.Юхименко пишет: «Нам удалось установить, что эти события имели своеобразную предысторию: аналогичная попытка вовлечь старообрядцев в диспут по вопросам догаматики была предпринята в 1706-1708 гг. и явилась для них объективным поводом к собиранию свидетельств в защиту старой веры и несомненным толчком к развитию полемических жанров в складывающейся выговской литературной школе».

Поскольку большинство вопросов обличителя «раскола» касалось общих проблем для всего старообрядчества, то и «Поморские ответы», разойдясь в огромном количестве рукописных списков по всей России и выдержав впоследствии несколько изданий, стали своего рода декларацией веры, настольной книгой всего старообрядчества как главное руководство для объяснения основ старой веры.

Более понятным становится исполнение столь квалифицированного, сложного, и небезопасного труда (гонение на старообрядчество не прекращалось, и реакция властей была непредсказуема)  в столь короткий срок, если мы ближе познакомимся с Выговским старообрядческим общежительством.

Продолжение  Руси

(О Выговской старообрядческой пустыни)

«Мы должны быть благодарны старообрядчеству за то, в первую очередь, что на добрых три столетия оно продлило Русь в ее обычаях, верованиях, обрядах, песне, характере, устое и лице. Эта служба быть может не меньше, чем защита отечества на поле брани».

                     Валентин Распутин.

В 1994 году в Государственном историческом музее в Москве прошла выставка под названием «Неизвестная Россия», посвященная 300-летию Выговской старообрядческой пустыни. Широкая общественность Москвы получила возможность познакомиться с действительно неизвестной  Россией и с ее уникальным творчеством.

Великолепный каталог выставки вкратце дает исторические сведения о старообрядческой столице (или даже государстве) на севере России. После краткой истории Выгорецкой обители отдельными главами с иллюстрациями представлены  литературная и книгописная школы, иконописная школа, медная пластика, резьба и роспись по дереву, вышивка. Музыкальная культура Выга, к сожалению, не представлена отдельной главой, хотя и был отмечен ее высокий уровень, а среди иллюстраций книг дана лишь одна страница Праздников крюкового пения (по-видимому, благодаря уникальному поморскому орнаменту инициала). Однако крюковая поморская семиография сама по себе заслуживает пристального внимания и самой высокой оценки даже по своим графическим качествам, изяществу и особому, поморскому стилю. Что же касается чисто музыкальной стороны, то медиевистам хорошо известно, что поморская (выговская) певческая рукопись – это рукопись высшего качества, первосортная, содержащая чистый, не размытый (академический) знаменный распев. Именно таков известный крюковой Обиход поморский знаменного пения, напечатанный литографическим способом в Москве в 1911 году старообрядцами Преображенской общины, уходящий корнями, по мнению специалистов, в XVI век. И если были московская, новгородская, усольская школы знаменного пения, то, вероятно, можно говорить и о существовании поморской (выговской) школы.

Выговская старообрядческая пустыня – уникальное явление в истории и культуре России.

Слова Валентина Распутина, вынесенные в эпиграф, хочется отнести прежде всего к выговцам, продлившим Русь на 150 лет в ее самобытности, самостоятельности, трезвости и творческих возможностях.

Эта затерянная в лесах и болотах Поморья старообрядческая обитель оставила после себя, как пишет Е.Юхименко, чрезвычайно обширное наследие.

«В области литературы – целая школа, представленная сотнями сочинений и десятками авторов; в области иконописания – также собственная школа и памятники высокого художественного достоинства; сохранившиеся до наших дней многочисленные выговские рукописи отличаются четко выраженным стилистическим единством; предметы меднолитой пластики характеризуются разнообразием моделей и качеством исполнения».

Как культурный феномен XVIII  и первой половины XIX вв. Выговская старообрядческая пустыня явила собой «вполне успешную попытку создания собственной культурной традиции».

С падением в 1676 году после восьмилетней осады Соловецкого монастыря последним оплотом древнего благочестия становится Выг, или Выговская пустыня, лежащая к северо-востоку от Онежского озера (Повенецкий уезд Олонецкой губернии, нынешняя Карелия) и получившая свое название от протекающей здесь реки Выг. Глухие непроходимые леса и болота, отсутствие поселений, удаленность от адмистративных центров – сюда бежали от патриаршей длани и государевой хранители старой веры. Уже в 80-е годы XVII века здесь появляются и основывают скиты старообрядческие иноки из Соловецкого монастыря и близлежащих северных обителей.

«Остальцы соловецкия и прочих обителей крыяхуся по пустыням поморским, около Онега озера, в Шунге, в Толвуи, в Повенце паче же в сей Выговской и Водлозерской пустынях, и тако древлеправославное благочестие храняшеся и проповедашеся и в домех благочестивых, богобоязливых мужей светяшеся и пустынная места благочестивыми от гонения наполняхуся», – пишет выдающийся писатель и историк старообрядчества Иван Филипов (третий по счету киновиарх Выговского общежительства, с 1741 по 1744 гг.)  в своей истории Выговской пустыни. (И.Филипов везде пишет «пустыня».  Ф.Е.Мельников подтверждает, что наименование «пустынь» стало почему-то употребляться писателями новообрядческой церкви, а за ними и светскими писателями, тогда как святоотеческая литература не знает этого наименования).

Выговское общежительство возникло по непосредственному благословению знаменитого пустынника, 124-летнего старца Корнилия, подвизавшегося в то время, уже около полутора десятка лет на реке Выг. Инок Корнилий, принявший постриг в 18 лет, бывший келейник патриарха Филарета, бывший в приближении у патриарха Иоасафа («хлебы печаше два года»), у митрополита Новгородского Афония (который «возлюби зело Корнилия»),  некоторое время  даже у Никона (ставшего митрополитом Новгородским после кончины Афония), наконец, и у патриарха Иосифа («повеле ему патриарх при себе быти»), современник всех русских патриархов и десяти русских царей от Ивана Грозного до Петра I, аскет и подвижник, был стойким приверженцем дониконовского православия. Старец Корнилий  рассказывал, что перед смертью митрополит  Афоний заповедал своим близким на погребение его тела призвать не Никона, а другого архиерея, «занеже, рече, Никон враг Божий есть». Корнилий вскоре отказался принимать  благословение от митрополита Никона (уже тогда Никон благословлял не как прежние святители, двуперстно, а по новому, «некако странно растопыря пальцы») и бежал от него.

«Посоветовавше между собою, – пишет И.Филипов о первых выговских поселенцах, – и шедше вверх по Выгу ко отцу Корнилию, Даниил и Андрей, и Захариа и беседовавше со отцем Корнилием от Божественнаго писания и о изменении в России православныя христианския веры, како пременися и от кого имянно, отец же Корнилий сказоваше вся подробну и прочая. Потом нача отец Корнилий Даниилу и Андрею советовати и понуждати их, и благословляти, дабы общее житие составити, поселитися у Выга, где ныне монастырь стоит, и с Захарием сложитися вместе, и пещися об них добре, и правити чин, и устав держати по святых отец правилом против древних монастырей, они же, Даниил и Андрей, посоветовав между собою, и по благословению отца Корнилиа положиша начало, и вземши от отца Корнилиа благословение, и шедше на свое место к братии, возвестиша им от отца Корнилия благословение; братия же и сестры, слышавше сие и прияша отеческое благословение, вси возрадовашася».

124-летний инок-пустынник, обитавший в нескольких верстах от новых выговских поселенцев, нашел силы и не поленился сам посетить их.

«Прииде же к ним и отец Корнилий и с ними помолившеся Богу и положиша начало и сложишася во обще жити с Захарием, в лето от мироздания 7203 году, во осень после Покрова Богородицы. И собравшеся вси на место, где ныне часовня и столовая, и помолившеся Богу, и пеша молебен на месте, и начаша бревен сещи валнягу, около того места близ, и начаша столовую строити, тут же к столовой и хлебню присовокупиша и построиша в одной связи скоро (именно так начинал строиться и Соловецкий монастырь. – Б.К.), и собирахуся на богомоление в одну столовую, во одной половине братия, а в другой половине сестры... А братия построиша келию и живяху самым нужным пустынным житием, и уже собрася всех до сорока человек».

Инок Корнилий имел постоянную связь с новыми поселенцами, беседовал с ними, делился своим богатым духовным и вообще жизненным опытом и, по-видимому, был главным вдохновителем основания Выгорецкой обители.

«И начаша Даниил и Андрей вверх по Выгу ко отцу Корнилию ходити, и отец Корнилий к ним  на Выг прихождаше и беседоваше часто, поучая их и наказуя мир между собою имети и любовь, и всякую нужду пустынную терпети и труды, меншим к большим покорение и послушание имети и чистоту телесную хранити со всяким усердием, и поучив, отхождаше в келию свою. Они же, Даниил и Андрей, приимше от отца поучение и благословение, и начаша жити общим житием и пещися. Отец же Корнилий пророчески проглагола про Андрея: «Сей будет наставник и учитель, древнему благочестию проповедник», а про Даниила: «Сей собиратель будет братству» – и то тако и бысть».

Итак, можно сказать, что Выговское общежительство, Богоявленский монастырь, во многом – детище инока Корнилия как духовного вдохновителя его основателей, мудрого, опытного советчика и авторитетного наставника, духовника-старца. Инок Корнилий умирает через год после начала строительства обители, в 1695 году, в возрасте 125 лет, как бы исполнив полностью свою миссию в этой жизни.

Кроме прямого благословения инока Корнилия, Выговские насельники следовали и архиерейскому благословению епископа Коломенского Павла, сосланного в Олонецкую страну в Палеостровский монастырь, «иде же несколько время пребыв, свободно поучаше народы, утвержая жити в святоотеческом благочестии».

Благословлял держаться старой веры и митрополит Новгородский Макарий, который «сам древлепечатныя книги содержаше и по тем церковную совершаше службу, и всем священником своея области тыя содержати повеле».

«Тако не токмо издревле сие наше православие евангельскими и апостольскими и соборными догматами украшено есть, и священными книгами засвидетельствовано, – пишет И.Филипов, – но и в смущенныя сия дни архиерейским и священных мужей благословением и проповедию насаждено и страдальческою кровию утвержено есть».

Документы указывают на особую роль в организации Выгорецкой обители соловецких иноков, покинувших монастырь во время осады. Выг стал непосредственным преемником Соловецкого монастыря в хранении старой веры, «древлесоловецких отец благословение аки искру во угле, или аки благовонное миро во алавастре нося и соблюдая».

«И прииде к ним соловецкой отец священноинок Пафнутий, муж вельми духовен, много лет живый в Соловецкой обители и весь чин церковный и монастырский добре ведый, они же его с великою любовию прияша к себе. И начаше общее житие и церковную службу уставляти по чину и уставу».

Соловецкий священноинок  отправлял  службы, конечно, по чину и уставу соловецкому.

 «Малая сия речка, общежительство сие глаголю, – пишет И.Филипов, – истече от источника великаго, Соловецкия, глаголю, преподобных отец и мирских молитвенников Зосимы и Саватия обители, яко благословением, тако чином и уставом».

Именно на Выгу написана Семеном Денисовым «История о отцех и страдальцех соловецких», посвященная осаде Соловецкого монастыря. Ему, несомненно, помогали в этом «остальцы соловецкие», имена некоторых из них упоминает в своей книге Иван Филипов – это диакон Герман, Герасим Фирсов, диакон Пимин, священноинок Пафнутий и др.

Преемственность Выга по отношению к Соловкам нашла свое отражение и в знаменитой медной пластике выговского производства. Складень с деисусной композицией и изображением на одной из створ основателей Соловецкого монастыря святых Зосимы и Саватия стал своеобразной визитной карточкой Выговской пустыни.

Общепринято считать, что Выговское общежительство ведет свою историю с 1694 года, когда здесь поселился Даниил Викулин, по имени которого монастырь первое время назывался Даниловским.

Как пишет Е.В.Барсов: «В этом, в свое время знаменитом монастыре, собственно монахов было очень немного (по-видимому, не более 20 человек. – Б.К.), Все выговское общебратство состояло из так называемых бельцов и трудников. Искавшие спасения душе своей, равно как избегавшие налогов и государственной службы во время царствия Петра Великого, селились кругом».

Иной иссследователь выговского общежительства, В.Г.Дружинин также отмечает: «Они раскинули целую сеть своих келий; это была как бы одна обитель, растянутая на десятки верст».

Многие расценивают  как экономическое чудо, что уже через четыре года Выговское общежительство имело хорошо налаженное многоотраслевое хозяйство, обладало большими пашнями, огородами, занималось скотоводством, рыбной ловлей, морским звериным промыслом, имело различные кустарные производства. По новонайденным документам (Е.Юхименко) число его насельников в 1698 году достигало уже двух тысяч человек (данные официальных ревизий явно приуменьшены, ибо от переписи населения старообрядцы, как везде и всегда, старались уклониться).

В 1706 году в 20 верстах от Выговской обители была построена на реке Лексе женская обитель, Крестовоздвиженская, «и поставиша им такожде по чину старицу вместо игумении, а Соломонию девицу, Дионисиевую дочь, надсмотрительницею, и в часовню уставщика, и певцов, и псаломщиков, и прочих служителей по вся дни службу совершати по церковному уставу».

Петр I относился к выговцам снисходительно и разрешил им молиться по старым книгам  в связи с тем, что они согласились работать на его Повенецких железных заводах, воинственному императору надо было развивать металлургию. В Олонецком крае стали возникать один за другим заводы, шли усердные поиски железных руд, но рабочих рук не хватало. Тут-то и вспомнили о выговских пустынниках, и на Выг пришел указ, чтобы выговские насельники «в работы к Повенецким заводам были послушны и чинили бы всякое споможение по возможности своей». За эту услугу государству царь обещал  пустынникам свободно «жити в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы своя Богу отправляти». А.Д.Меншиков от имени Петра I дал выговцам обширные права как в жизни религиозной, так и экономической. Выговцы, в свою очередь, располагали к себе царскую власть тем, что посылали ко дворцу разные подарки: лучших оленей, заводских лошадей, быков, разную птицу и пр.

Как пишет И.Филипов: «В то же время вельми Петровские железные заводы распространяхуся, ибо императорское величество, первый Петр, часто на Петровские заводы для досмотру оружия и к водам ездяше. Помянутые же настоятели Даниил и Андрей по совету з братиями и Суземских старостою и с выборными всегда посылающе своих посланных с письмами и с гостинцами к его императорскому величеству с живыми и стрелянными оленями, и со птицами, ово коней серых пару, а ово быков больших подгнаша ему, и являхуся и письма подаваху. И императорское величество все у них милостивно и весело приимаше и письма их вслух всем читаше, хотя в то время от кого со сторон и клеветы быша, он же тому не внимаше».

 Эта традиция посылки даров высшим властям продолжалась и после смерти Петра, вплоть до императрицы Анны Иоанновны включительно, которая в молодости переписывалась с Андреем Денисовым и относилась к Выговской обители благожелательно.

Хозяйственное благополучие Выга началось с покупки в 1710 году на торгах пахотной земли в Каргопольском уезде. Здесь выговцы поставили кельи, скотные дворы и занялись земледелием и скотоводством. Позже на Выгозере и Водлозере завели рыбную ловлю. Для охоты на морского зверя совершались походы на Мурман, Новую Землю и Грумант (Шпицберген). Были построены мельницы, заводы – кирпичный, кожевенный, лесопильный; велась обширная торговля со многими городами.Налаживаются оптовые хлебные обороты между северо-западом и югом России. А.Денисов организовал хлебные поставки в бурно развивавшийся Петербург. В Архангельске, на Мезени, в Поволжье, в Сибири завели свои склады, своих приказчиков, свои пристани; на Онеге было несколько хлебных пристаней. Шесть судов ходили по Белому морю (один раз даниловцы добрались даже до Америки). Добывалась медная и серебряная руда. Даниловские рубли ходили по всему Северу и ценились выше казенных, так как были из чистого серебра.

Свой флот, своя твердая валюта – да это целое государство, северная трудовая монашеская республика.

Старообрядческий Выг  представлял собой пример старинного русского самоуправления. Власть екклисиархов была большой, но не безграничной. 27 скитов, разбросанных в округе монастыря, и 12 пашенных дворов не подчинялись монастырскому уставу. Пашенные дворы, где жили и работали крестьянские семьи стояли еще ближе к миру. Среди этого многообразия поселений и укладов жизни Выговская обитель была духовным и организационным центром. Вопросы, касавшиеся общих интересов, рассматривались на соборе.

«Раскол дал удивительные результаты своего союзничества и братства в организованной и хозяйственной деятельности, – пишет Валентин Распутин. –  В невольной соревновательности с государственной системой, пользующейся, казалось бы, передовой структурой, раскол не открывал Америк, не искал чужедальнего опыта, а взял за основу  институт земства с его практикой советов, сходов, выборного самоуправления, принципами общинного пользования капиталом – и во всей этой старозаветной общественной и хозяйственной сбруе выехал из лесов на большую дорогу экономики».

Внутренняя жизнь Выговской Богоявленской обители велась по монастырскому уставу и порядку, ежедневно отправлялись службы, все имущество было общим, общей была и трапеза. Продолжали развиваться традиции древнерусской духовности, благодаря исторической памяти и непрерывавшейся связи с допетровской Русью. Выговцами была собрана уникальная по своей полноте и богатству библиотека, где было представлено фактически все письменное наследие Древней Руси. А.Журавлев, ознакомившийся с  книжным собранием Выга в конце XVIII века, писал, что подобную библиотеку «едва ли можно было видеть где-либо еще». Ветхие рукописи реставрировались, утраты текста восстанавливались.

«Братья Денисовы, Андрей и Семен, – пишет прот. Г.Фроловский, – взялись усердно за переработку Четиих Миней, чтобы противопоставить свой новый свод агиографическому труду Димитрия Ростовского, который слишком многое брал с западных книг». Описание сохранившихся выговских Четиих Миней дал Е.В.Барсов.

Многие редкие памятники русской агиографии сохранились преимущественно в выговских списках. Таким образом, Выг не только пользовался духовным наследием Древней Руси, но и преумножал его.

Выговская пустыня была не только духовным и организационным, но и просветительным центром всего старообрядчества. Андрей и Симеон Денисовы были учеными людьми, обладавшие большими знаниями в церковно-исторической области. Здесь были заведены школы и даже была попытка создать академию с преподаванием академических наук. О факте создания академии, впрочем, у исследователей мнения противоречивые, некоторые считают, что этому помешали пожары 1787 года, однако Ф.Е.Мельников пишет, что академия была создана и даже «выпустила длинный ряд писателей, апологетов старообрядчества, проповедников и других деятелей». Вообще, пишет он, «Выговская пустыня блестяще доказала, что она вмещает в себя больше познаний, чем столицы Петербург и Москва ее времени». На Выгу были написаны тысячи сочинений на различные темы, преимущественно по старообрядческим вопросам.

«В начале XVIII века, – пишет Е.Юхименко, – старообрядчество нуждалось в систематическом изложении своих взглядов и защите их от обвинений в еретичестве, невежестве, буесловии. Эта работа требовала большой всесторонней подготовки. Как показывает история старообрядчества, такая задача оказалась под силу только выговским книжникам».

Выговские писатели дали пример необычайно широкого размаха творчества. Самому Андрею Денисову, духовное наследие которого еще не изучено и не до конца выявлено, исследователи приписывают свыше 200 произведений, Семену Денисову – более 100. Сами плодовитые и талантливые писатели братья Денисовы воспитали целую плеяду учеников, это – Трифон Петров, Мануил Петров, Гавриил и Никифор Семеновы, Даниил Матвеев, Кузьма Иванов, Иван Филипов, Василий Шапошников и многие другие.

«Обнаруженные ныне документальные материалы подтверждают высокую степень достоверности исторических преданий, положенных выговскими авторами в основу своих сочинений».

Вот в этой ученой среде и были написаны знаменитые «Поморские ответы», и успели выговцы создать свою академию или нет, это, в конечном счете, для истории не так уж важно, но, вероятно, не будет ошибкой сказать, что по своим научным достоинствам этот труд поистине академического уровня.

И сегодня «Поморские ответы» поражают вложенным в них огромным трудом и обилием использованных материалов, умением трактовки сложных и запутанных вопросов, значительностью доказательств и блеском изложения.

«По мысли академика Д.С.Лихачева, – пишет Е.Юхименко, – человеческая культура измеряется глубиной исторической памяти. По всей видимости, именно в этом кроется разгадка всех культурных достижений Выга. Заметим, что в конце XVII века в России сложилось несколько крупных центров староверия – Керженец, Стародубье, Ветка. Здесь также подвизались известные деятели (хотя, возможно, и не обладавшие организаторскими талантами братьев Денисовых), писатели, полемисты, были школы, книжные собрания и даже монастыри (как на Ветке). Однако ни один из названных центров не создал литературной школы и не внес вклада, подобного выговскому, в столь многие области духовной и материальной культуры».

В первые годы Выговский монастырь имел священство и причастие, последний священноинок на Выге скончался уже в XVIII столетии. Но и после прекращения на Выге священства выговцы долгое время причащались запасным Агнцем. Делались попытки приобрести себе епископа и таким образом восстановить священную иерархию, однако безрезультатно, и с течением времени Выг стал известен уже как духовный центр беспоповцев.

История одной фальсификации

Выговские книжники с блеском продемонстрировали свои глубокие филологические и источниковедческие познания при разоблачении подложных документов, направленных против старообрядчества. Это так называемое «Соборное деяние на еретика Мартина» и «Требник митрополита Феогноста», появившиеся в начале XVIII века и наделавшие много шума.

«В наше время «Соборное деяние» и «Требник митрополита Феогноста», – пишет в своем пособии (1996 г.) для преподавателей и студентов вузов В.П.Козлов, – стали классическими примерами фальсификации письменных исторических источников России. Действительно, они стоят у истоков истории сознательных подлогов с отчетливо выраженной идеологической целью, имеют многие из характерных для подделок признаков, а также замечательны историей своего бытования в общественном сознании».

Запустил эту «утку» архимандрит Питирим (выросший впоследствии, видимо, за рвение по службе и до митрополита), занимавшийся по личному распоряжению Петра I обращением старообрядцев в Нижегородской губернии.

Во время одного из «прений» со староверами в 1709-1711 гг. Питирим, как говорится, ничтоже сумняшеся, торжественно предъявил своим противникам рукописную копию постановления некоего собора, якобы бывшего в Киеве в XII веке, и осудившего некоего еретика Мартина, проповедовавшего отмененные никоновской реформой церковные обряды. По словам Питирима, копию он получил в 1709 году от митрополита Ростовского Димитрия.

О начале этой печальной истории  в «Поморских ответах» под заголовком «О новообретеном Деянии соборнем»  говорится следующее:

«Еже убо изнесеся новообретеная книга, Деяние соборное, яко бы бывшее в Киеве на неслышаннаго Мартина еретика в лето 6665 (1157), в нем же триперстное сложение утверждается, а древлецерковное двоперстное анафеме предается.

Оно деяние Питирим, епископ Нижеградский, егда до епископства пребываше в нижегородских лесах, прежде издаде в списке, яко бы с подлиннаго списано бывшим Димитрием митрополитом Ростовским, потом же харатейное, яко бы подлинную материю обрете и яви. О оном Деянии имеем мы многое сомнение и омышление сих ради вин».

И далее начинается неторопливое методическое перечисление «вин», то есть причин, ставящих под сомнение «новообретеную книгу».

В 1718 «Соборное деяние», включающее в себя в качестве четвертой части и так называемый «Требник митрополита Феогноста» с текстами, приписываемым иерусалимскому патриарху Софронию, было издано по указу Петра I в Москве и Петербурге, а спустя два года – в Чернигове.

Таким образом, из этих представленных «исторических источников» следовало, что еще в глубокой древности обрядовые и другие отличия, отстаиваемые староверами, подверглись решительному осуждению не только русской церковью, но и греческою.

В предисловии неизвестный автор утверждал, что теперь всякий может убедиться в исторической обоснованности никоновской реформы.

По требованию Петра I практически все тогдашние русские новообрядные архиереи дали подписку в том, что «Деяние» есть подлинное постановление собора 1157 года.

«Можно легко представить то смятение, – пишет В.Козлов, – которое вызвала эта публикация в среде старообрядцев, которым оставалось либо признать, что их учение является действительно давно развенчанной ересью, либо найти способ опровержения содержащихся в «Соборном деянии» и «Требнике митрополита Феогноста» серьезных аргументов. И то и другое было невозможно сделать без строгого критического анализа предъявленных документов, в том числе без непосредственного знакомства с их оригиналами.

Избранный идеологами старообрядчества второй путь привел их не только к беспощадному разоблачению фальсификаций, но и к настоящему научному подвигу, вылившемуся в создание первого в России источниковедческого, палеографического и лингвистического труда, который предвосхитил своими наблюдениями, методикой и выводами достижения последующей историко-критической мысли. Разоблачение фальшивок, известное как «Поморские ответы», обессмертило их авторов».

В своей книге «Поморские палеографы начала XVIII столетия» В.Г.Дружинин пишет: «Полемическая литература, занимавшаяся реабилитацией памятников этих («Деяния» и Феогностова требника. – Б.К.), подложность коих блестяще доказал А.Денисов, не могла опровергнуть его доводов».
Уточняя авторство, В.Дружинин продолжает: «Мы можем с уверенностью заключить, что разбор «Соборного деяния» и «Требника» составлен А.Денисовым, одним из первых русских палеографов, при помощи Мануила Петрова и при участии Леонтия Федосеева».
И что же противная сторона?.. Признала свою неправоту, с извинениями перед старообрядцами?.. Ничуть не бывало.
 «Подложность обоих памятников была доказана настолько основательно, – пишет далее В. Дружинин, – что была признана, и рукописное «Соборное деяние» было изъято из обращения, запечатано в сумку и стало недоступно исследователям... Таким образом, ни митрополит Филарет, ни Святейший Синод не сочли нужным признать явный подлог, владыка же покрылся осторожной формулой, выражавшей лишь сомнение в древности рукописи, и просто запечатали рукопись по-прежнему в сумку».
Испытанный иезуитский прием умолчания. Запечатать в «сумку» и никаким исследователям не давать. И молчать. Владыка с Синодом «покрылись осторожной формулой»...
В.Козлов пишет далее, как владыка, бдительно охраняя «сумку» с фальшивкой от возможных новых разоблачений, продемонстрировал невероятную гибкость, сделавшей бы честь любому иезуиту, после чего «Соборное деяние» «вновь на долгие годы стало недоступным исследователям».
Однако «история с «Соборным деянием» и «Требником митрополита Феогноста» красноречиво показывает, что в отношении подлогов истина неизбежно торжествует. Наука всегда побеждает в споре со схоластикой, обманом и лицемерием, сколь бы ни был труден путь к обнародованию истины».

Документ по разоблачению этих подложных документов, был подготовлен выговцами еще в 1719 году и тогда же передан Питириму в опровержение фальшивок. Возможно, это и подтолкнуло власти послать в 1722 году для «увещания» выгорецких старообрядцев иеромонаха Неофита, предъявившего 106 вопросов о их учении. Аргументы по разоблачению подделок были дополнены выговцами рядом новых доказательств и вошли в состав «Поморских ответов».

«Доказательства подлога «Соборного деяния» и «Требника митрополита Феогноста» в «Поморских ответах» оказались настолько основательны, – пишет В.Козлов, – что к ним трудно что-либо добавить».
Власти решили заткнуть рот оппонентам грубой силой – через год после написания «Поморских ответов», в 1724 году, был издан указ, по которому предавались пыткам и смерти те, кто осмеливался «Деяние» называть «подставной книгой».
«Прения», которые вели синодальные миссионеры со старообрядцами по поводу осуждения в XII веке некоего еретика Мартина, естественно, попали в сферу внимания ученых. Развивавшаяся отечественная историческая наука не могла пройти мимо столь важного факта древнерусской истории. Расследование учеными уже в XIX веке дела о «Соборном деянии», поиски заказчика привели неожиданно к самому верховному правителю – к идее изготовления фальшивок, по-видимому, причастен сам Петр I.
В.Дружинин: «Есть известная отметка в одной из карманных записных книжек Петра, напечатанная в «Деяниях Петра Великого» Голикова: «Написать книгу о ханжах и изъявить блаженства (кротость Давыдову и проч.), что не так они думают и приплесть к требникам, а в предисловии явить то дельцем Ростовского съ товарищи».
Об этой же записи свидетельствует П.П.Пекарский в своей книге «Наука и литература в России при Петре Великом» (СПб., 1862, т.1, с.401).
«К сожалению, неизвестно, к какому времени эта отметка относится, – пишет далее В.Дружинин. – Мельников приурочивает ее к 1716 году, говоря, что Петр написал ее через семь лет по кончине Димитрия, который, как известно, скончался в 1709 году. Он же приписывает сочинение «Соборного деяния» Стефану Яворскому».
Действительно, после смерти митрополита Ростовского Димитрия было вполне безопасно свалить все на него, «явить то дельцем Ростовского со товарищи».

 «Кротость Давыдову» Петр изобразил, видимо, когда «сострадая о погибающих в расколе соотечественниках... повеле оное соборное деяние... ныне типом издати скорого ради размножения ко уврачеванию расколом недугующих».

Обширный выговский сборник догматико-полемических сочинений, составленный в 60-х годах XVIII века начинается словами:

«Не мни, благоразумный читателю, яко безсловесно суть наше состояние и по порицанию нынещних новых учителей пребываем мы в крайнем невежестве и неразумии о истинней православной вере! Не тако, не тако суть, яко они пишут и глаголют».

Литературное наследие Выга полностью подтверждает справедливость этих слов.

* * * * * * *

В первой половине XVIII века Выго-Лексинское общежительство становится крупнейшим экономическим, религиозным и культурным центром старообрядчества, «своеобразной старообрядческой столицей на Севере России».

«Общежительство сумело осуществить такие задачи, – заключает свое исследование Е.Юхименко, – которые были под силу только крупнейшим монастырским центрам: собрать библиотеку, включающую почти все древнерусское книжное наследие, составить Четии Минеи и несколько редакций минейного Торжественника, показать первый в России образец обстоятельной филологической критики источника, написать основной догматико-полемический трактат всего старообрядчества – «Поморские ответы».

Обширно и многообразно художественное наследие Выговской пустыни. «Практически нет такой отрасли художественного творчества, которая не получила бы развития на Выгу. Здесь создавались живописные произведения (иконы, лубки, книжные миниатюры, картины маслом), предметы мелкой пластики (резные деревянные и литые металлические иконы и кресты, предметы церковного и домашнего обихода) и прикладного искусства (лицевое и орнаментальное шитье, роспись и резьба на мебели и предметах домашней утвари из дерева, плетение из бересты)».

Творчески переработав лучшие достижения древнерусского и современного искусства, Выг выработал собственную школу, его художественное творчество характерно стилистическим единством. Все выговские изделия отличались высокими художественными достоинствами и профессионализмом исполнения, в связи с чем Выг получал заказы даже от представителей официальной церкви.

«За полтора века своего существования, – пишет Е.Юхименко, – Выговское общежительство достигло исключительных высот в различных сферах материальной и духовной жизни и, создав прекрасные образцы во всех видах искусства, оказало тем самым большое влияние на старообрядческую и – шире – русскую культуру XVIII-XIX веков».

И даже в наши дни продолжение художественных традиций хотя бы лексинской вышивки (Выго-Лексинская обитель) можно увидеть в продукции работающей в Медвежьегорске и Шуньге фабрики «Заонежская вышивка».

Большая часть литературно-художественного наследия Выга до сих пор еще остается не только не изученной, но даже и не выявленной. Еще не обследованы соответственные архивные фонды, не зарегистрирована полностью и не изучена богатая выговская литература.

Память о мужественных людях, которые в суровых природных условиях далекого севера, во враждебном окружении, тяжелым неустанным трудом превратили дикую пустыню в уникальный культурный оазис с высокоорганизованным хозяйством, не должна умереть. Их деятельность и быт заслуживают самого внимательного и глубокого изучения, особенно теми, кто стремится определить духовные возможности русского народа.

«В трудное, исчервленное пороками и брожением время, – пишет Валентин Распутин, – часть народа, собравшись по человеку, явила силу и убежденность, какой никогда ни до, ни после в России не бывало, показав и способность к организации, и нравственное здоровье, и духовную мощь... Невольно является предположение: а что если бы не десятая, не пятая часть народа, а вполовину и за половину происходил он из тех же качеств, веками не давал бы себя замусорить всевозможными передовыми идейками и изобретениями сомнительной необходимости, какими обогатилась за последующие столетия цивилизация, – что стало бы с этим народом?!»

С выговским продолжением Руси покончил Николай I  под предлогом необходимости «полного искоренения раскола». Впрочем, духовные власти господствующей церкви давно и настойчиво требовали разрушить Выговскую обитель. Серия мероприятий в этом направлении с 1835 по 1856 годы привела к полному разгрому Выга, закрытию часовен, вывозу книг и икон, варварскому разрушению кладбища и построек. Бесценные сокровища были разграблены и просто уничтожены, большое количество рукописей было сожжено. В народе эти события были названы «мамаевым разорением».

Нет необходимости доказывать, что Выговский погром, предпринятый правительством, нанес, мягко говоря, огромный ущерб экономическому и культурному развитию края и вообще русской культуре. А оценка в юридической плоскости одна – это одно из тяжких преступлений никонианства, запрограммированное изначально преступной «реформой».

Впрочем, история Выговской пустыни говорит, что после достижения расцвета хозяйственной и культурной деятельности, появления сытости, зажиточности и даже праздности, духовный уровень насельников стал снижаться, все дальше удаляясь от строгих заветов отцов и дедов идти тесным путем. Жизнь в достатке и с меньшими самоограничениями неминуемо снижает духовный настрой. Как сказано: «уты, утолсте, разшире и остави Бога сотворшего его, и отступи от Бога Спаса своего» (песни пророческие, песнь вторая). Широкий путь, как сказано, вводит в пагубу, духовно раслабляет, губит духовную жизнь – вначале сытость, праздность, комфорт, затем щегольство и даже роскошь, мирские утехи, песни светского характера и т. п. В 20-30-х годах XIX века на Выгу появляются сочинения, обличающие упадок нравов и сожалеющие, как древлецерковное благочестие «слабостию малодушных начинает идти в бесславие», и жизнь идет уже «не яко во отишии пустыни, но яко в многосуетном и многопрелестном мире». В употребление входит уже «не плачевная вретища, но драгих поставов одежда, к тому же иностранных покроев шитые видят, подобно же и власов долгих ращение... Подобне и ризное украшение, и сапогов щегольство, и шапок скозырство... В собольих и куньих шапках, и в купленных немалою ценою кушаках, и в цветных дорогих платках, и в серебряных под золотом с дорогими каменми воротовых запонках»...

Конечно, основное население Выга жило не в монастыре, а фактически в миру, и даже семейной жизнью, а в миру ходить в «плачевном вретище» как-то и неприлично да и неуместно; и мир, суетный и многопрелестный, наступал и прельщал. Не напрасно заповедано верным: не любите мира, ни того, что в мире – закон извечной борьбы духа и плоти.

И можно сказать, что исполнилось пророчество инока Корнилия, о котором пишет в его житии Пахомий: «Аще, братия, поживете добре по заповедех Божиих и отеческих преданиих  непреступно, будет милость Божия с вами во вся дни пребывающая... А егда начнут умножатися самочиния творяще, и имети особныя вещи кождо себе запасая, а не по воли Божией, и смехи, нелепыя празднословия и безчинныя глаголы, и пиянство содержати, тогда не потерпит Бог... От такова безчиния и злых непорядочных обычаев разорение приимете по Божию попущению».

Божие попущение, конечно, не оправдывает разорителей, ибо внутренние возможности Выговской иноческой республики были далеко не исчерпаны. Погромные методы борьбы николаевского правительства со старообрядчеством будут изучены и использованы в будущем, когда «серия продуманных мероприятий», разработанных и рекомендованных Институтом научного атеизма, будет применяться уже для искоренения религии вообще.