К вопросу о феномене старообрядчества

Б.П. Кутузов

(Часть 2)

Большевизм увидел в старообрядческом крестьянстве своего идеологического врага номер один и начал его последовательно уничтожать.

 «Борьба с кулачеством есть одновременно борьба со старообрядчеством», – писала в одной из своих атеистических работ Н. Крупская.

Как писал советский исследователь старообрядчества В. Миловидов, «особенно ярко антисоветская пропаганда проявилась у старообрядческой верхушки во время коллективизации сельского хозяйства». В 1929–1930 годах под лозунгом «ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации» была проведена насильственная коллективизация крестьян с уничтожением шести мил­лионов наиболее крепких хозяйств (около 15 миллионов человек).  По-видимому, большинство из них – старообрядцы.

Весьма многих из «раскулаченных» без всяких средств к су­ществованию ссылали на верную гибель в отдаленные дебри Нарыма, Васюгана, в тундру, в северные болотистые лесные про­странства Сибири.

Старообрядческие наставники учили: «Колхозы – антихрис­товы гнезда, ни один верующий в них входить не может, ибо этим самым он будет способствовать дальнейшему разгулу и укреп­лению антихриста. Тот, кто вступает в колхозы, будет проклят, ибо он отдает свою душу антихристу». Верующих  призывали не верить коммунистам, потому что «они знаются с антихристом».

Старообрядцы, отказываясь вступать в колхозы, или оста­вались единоличниками, или уезжали в города на заработки. И сегодня, к примеру, самая крупная в Москве старообрядческая об­щина на Рогожской заставе состоит, в основном, из приезжих переселенцев и их потомков – тех, кто не захотел участвовать в рабском труде советской деревни.

Была такая шутка уже где-то в 1950-е годы у уцелевших по­томков сибирского казачества, увидев пробегающего волка, крик­нуть ему в острастку: «В колхоз запишу!» Волк, понятно, в страхе убегал.

Толс­товское непротивленчество и пассивность рядовых верующих, присущие послениконовской церковности, были абсолютно  чужды духу старого русского Православия, наследниками которого являлись староверы, поэ­тому богоборческая власть встретила с их стороны активное со­противление.

Еще восьмилетняя осада Соловецкого монастыря в XVII столетии дала яркий пример активной позиции старого русского Правосла­вия в выборе и защите (порой даже и оружием) позиций добра по пониманиям русского человека того времени. Но сопротивление преступной церковной «реформе» во многом было парализовано пиететом народа по отношению к монаршей власти, наставление преп. Иосифа Волоцкого, что бывают и худые цари, которых не следует слушаться, было забыто.

Журнал «Старообрядец» писал в 1917 году в июньском выпуске: «На нас надвигается великая гроза – атеизм, и уже слышны раскаты гро­ма... Великое преступление будет для пастырей, если они, полу­чив безграничную свободу, окажутся бездеятельны».

По переписи 1897 года в Сибири, включая Приамурье и Даль­ний Восток, было около четверти миллиона старообрядцев.

К 1917 году в Омской губернии по статистике староверов насчитывалось 8452, а к 1924 году – 7464; в Енисейской губернии к 1917 году – 3850, а к 1924 году – 3888 человек (увеличение за счет переселенцев и беженцев).

На территории Бурято-Монголии еще во времена Екатерины II, по ее приказу, было поселено около 45 тысяч староверов; к 1930 году их насчитывалось там уже до 55 тысяч.

В 1918 году в Барнауле прошел съезд старообрядцев Белокриницкой Церкви, положивший начало созданию единого фрон­та сибирского старообрядчества против большевицкой диктату­ры. Позднее был создан Центральный исполнительный комитет всех согласий старообрядчества для общего руководства в борь­бе с революцией. Основной целью старообрядчества объявля­лась борьба за возрождение «великой неделимой и независимой России». В Барнауле стал издаваться журнал «Сибирский старообрядец» с призывами к активной борьбе с революцией (се­рия статей на тему: «Почему необходимо бороться с большевиками»). Старообрядцы Урала, Сибири и Дальнего Востока оказывали всяческую поддержку Белому движению. Между правительством Колчака и епископами Белокриницкой Церкви на Урале, в Сиби­ри и на Дальнем Востоке был установлен тесный союз для борьбы с советской властью.

В 1919 году старообрядческий съезд Пермской епархии об­ратился с призывом к Колчаку: «Да поможет вам Всевышний на избранном вами тернистом пути донести взятое бремя до серд­ца России – Москвы и очистить святыню русскую от коммунистической мерзости».

А. В. Колчак писал в ответ: «Глубоко тронут приветствиями епархиального съезда старообрядческой Пермской епархии, жду от деятелей его активной и положительной работы по борьбе с большевизмом и его влиянием в русском быту, одним из храни­телей чистоты которого искони было старообрядчество».

Правительство Колчака уравняло старообрядчество в правах с новообрядной Церковью. Старообрядческое духовенство было взято, как и новообрядное, на содержание правительства. Дея­тельность старообрядческих военных священников контролиро­валась епископом Томско-Алтайской епархии Филаретом.

* * * * * * *

Монархическая направленность старообрядчества в конце XIX – начала XX столетий  явление, впрочем, не однозначное. Известно сочувствие и прямая финансовая помощь революцио­нерам со стороны С.Т. Морозова, а будущий руководитель корниловского и калединского движения П.П. Рябушинский в 1907 году был даже выслан из Москвы в административном порядке по распоряжению генерал-губернатора за «противопра­вительственное направление» его газеты «Утро». Партия прогрес­систов, одним из лидеров которой был П. Рябушинский, призы­вала к установлению конституционной монархии. В черновике об­ращения к царю на несостоявшейся аудиенции в 1915 году Ря­бушинский писал: «Объединенная в своей великой работе стра­на, и власть, не хотящая понять свою страну. В этом весь ужас положения... Необходима скорейшая смена существующей власти».

Идеализировать русское самодержавие до 1917 года не приходится, достаточно вспомнить резко негативное отношение к нему даже не инородцев, а таких исконно русских патриотов, как славянофилы (И. Аксаков, Ю. Самарин и др.).

 В Удмуртии в 1919 году старообрядцы деревни Балаки вначале даже помогали красноармейцам. Из политической сводки шта­ба действовавших в этом районе красноармейских частей: «Де­ревня Балаки... население старообрядцы, для революционного движения балакинцы дали добровольно молодежь в красные ряды. Народ богомольный, просит преподавать в школах Закон Божий и о социализме».

Балакинские староверы, по-видимому, поняли свою ошибку позднее, когда власти стали закрывать храмы, расстреливать священников и загонять сельское население в колхозы.

* * * * * * *

В 1919 году старообрядчеством проводилась активная работа среди молодежи через специаль­ные кружки, целью которых было спасение России. Эти кружки в Томске, Омске, Тюмени, Новониколаевске, Екатеринбурге и дру­гих городах вербовали молодежь в армию Колчака.

Старообряд­чество Урала и Сибири – инициатор создания добровольчес­ких крестоносных дружин.

Текст листовки дружин Святого Креста: «Братья! Кому дорога Христова Церковь и Святая Вера, кто Родину свою не хочет видеть иначе, как Святою Русью, поспешите записаться во фрон­товые отряды Святого Креста с тем, чтобы по слову псалмопев­ца «с оружием в руках и духовными песнями на устах» выступить на фронт, защищая Веру, Церковь и Святую Русь».

На грудь дружинникам нашивался белый восьмиконечный крест, чтобы объединить православных и старообрядцев, кото­рые традиционно признают крест только восьмиконечный.

В Омске на одном из собраний старообрядцев была образо­вана специальная комиссия по организации старообрядческих дружин, которая выпустила воззвание к старообрядцам «брать в руки оружие и бить наемников красных, богоотступников, воров и убийц».

По поводу этой инициативы министр внутренних дел пра­вительства Колчака писал: «С большим патриотическим подъе­мом в среде омских старообрядцев началось добровольное дви­жение к организации крестоносной дружины. Уверенный в том, что ваш призыв и участие принесут огромную пользу и привле­кут на служение святому делу спасения Родины всё старообрядческое население, прошу оказать живое содействие порыву ва­ших единоверцев-патриотов».

В течение трех недель в Омске был сформирован и высту­пил на фронт батальон добровольческой старообрядческой дру­жины Святого Креста. Такие же воинские части из старообряд­цев были быстро организованы и в других городах Сибири. В Новониколаевске в сентябре 1919 года, по случаю организации крестоносных дружин, старообрядцы отслужили торжественный молебен, на котором епископ Филарет сказал слово «о даровании победы над богоотступниками-богохульниками большевика­ми». В день годовщины свержения в Сибири советской власти епископ Филарет в Новониколаевске участвовал в связанной с этой датой церемонии и провозгласил многолетия Верховному правителю и «сибирскому воинству».

 

 

 

 

<<<< епископ Амфилохий (Журавлев) – в центре

 В глухой тайге старообрядческим диаконом Журавлевым еще до революции был основан скит Ново-Архангельский. В 1917 году Журавлев становится епископом Уральской епархии (Амфилохий), где им вскоре была выпущена брошюра антибольшевицкой направленности. В 1921 году епископ Амфилохий переехал в свой скит в Томском округе. Вместе с ним туда прибыли Ф.Е.Мельников, бывший представитель от старообрядческого духовенства в Сибирской областной думе, и Суворов, бывший редактор журнала «Сибирский старообрядец». Суворов из Барнаула привез в Томск типо­графское оборудование, которое на монастырских лошадях было отправлено в скит. Подпольная типография начала выпускать листовки с подписью «агитотдела сибирской боевой организа­ции». Старообрядческий епископ Томско-Алтайской епархии Ти­хон снабжал скит бумагой и принимал участие в распространении листовок.

Листовки представляли из себя обращения к красноармейцам, рабочим, а то и непосредственно к «красным комисса­рам». Вот примеры их текстов.

«Товарищи красноармейцы!.. Вам дали имя красных орлов. Вы... растерзали Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля. Но чего вы этим достигли? Посмотрите, что делается в ваших родных гнездах, в ваших родных селах и деревнях, что делается с ваши­ми родными отцами и братьями, матерями и сестрами. У них от­бирают хлеб, картофель, мясо, овощи. Уводят скот, лошадей, коров, овец, забирают даже одежду и белье. А самих гонят на работу, замучили разными нарядами и приказами. Разве вы из-за этого воевали, проливая свою кровь?.. Вернитесь к своим род­ным домам и стойте за свои родныя гнезда. Тогда вы будете дей­ствительно орлами, славными защитниками Отечества».

Воззвание к рабочим: «Товарищи рабочие! Вот уже минуло три с половиной года, как мы установили в России советскую власть... Но улучшили ли мы свое положение? Счастливее ли мы стали?.. Положение наше безмерно ухудшилось. Страна наша разорена, промышленность погибла, фабрики и заводы стоят, земледелие понизилось, все разрушено, повсюду царят новые самодержцы... Свирепствуют одни лишь насилия, расстрелы и казни... На мировую революцию нет никакой надежды... За границей нет таких дураков, которые решились бы разорять свои государства, убивать своих братьев, да и какая польза нам была бы от мировой революции?.. Не пора ли сбросить этого паразита с нашего тела!»

А вот обращение непосредственно к властям, «самодержав­ным комиссарам»:

«Вы именуете себя народными комиссарами. Но какой народ избрал вас? Русский народ вас не избрал... Русских же лю­дей вы ограбили, разорили, убиваете их миллионами и всю стра­ну превратили в кровавый ад... Помните, что народное терпение уже истощилось, и справедливый гнев народа не замедлит за­конно покарать вас, как самозванцев, как разбойников, злодеев. Уходите же, пока еще можно, с ваших самозванных и самодержавных тронов!»

Эти листовки и подобные им размножались, распространя­лись и, конечно, не могли не вызвать озабоченности и противодействия новых властей.

  «В последующие годы, – пишет А. Долотов, – старообрядче­ство, если, может быть, на время и отказалось от открытой контр­революции, то во всяком случае, вредительство социалистичес­кому строительству из-за угла, путем скрытой «работы» и повсе­дневной агитации считало своей задачей».

А вот, по-видимо­му, прямой политический донос А. Долотова через его книжку, на­печатанную в 1930 году.

Досье на старообрядческую верхушку в Тыштыпском районе Хакасии: «Старообрядческий поп Снетарев в 1921 году в Бийском ок­руге состоял в монархической подпольной организации».

«Аболин – бывший кулак, состоял в 1920 году в контррево­люционной организации по свержению советской власти на стан­ции Б. Речка, Алтайской железной дороги».

«Самарин – состоял в монархической контрреволюционной организации в Урянихае».

«Бутаев – бывший кулак, принимавший активное участие в подавлении крестьянского восстания 1918–1921 годов».

«Житиков, старообрядческий поп, – состоял в контрреволю­ционной организации, участвовал в подавлении революционных восстаний».

Старообрядческие скиты-монастыри в горах и глухой тайге становились укрытием для многих участников Белого движения. Таков был, например, беспоповский Верх-Ашпанакский скит на Ал­тае, где, во время гражданской войны укрывалось, кроме белогвардейцев, большое количество хлеба и мануфактуры. Попечителями скита являлись богатые Бийские старообрядцы домов­ладельцы Завьялов, Мажаев («контрреволюционер»), крупный тобольский торговец Ва­ганов и другие. Вокруг этого скита было разбросано несколько мел­ких скитов, один из которых, как сообщает Долотов, содержал «ку­лак, имевший крупную пасеку». Другой из таких скитов содержал­ся богатым алтайцем, «имевшим 28 дойных коров и два больших дома». Но главным был Верх-Ашпанакский скит, «центр всевоз­можной контрреволюционной агитации». В 1928 году этот скит был ликвидирован властями.

Книжица А. Долотова «Церковь и сектантство в Сибири», изданная в 1930 году «Сибирским краевым советом Союза воинствующих безбожников», снабжена в качестве эпиграфа все тем же лозунгом: «Борьба против религии – борьба за социализм».

Старообрядцы Приамурья и Приморья выступали против красных партизан, снабжали белогвардейцев продовольствием. В Забайкалье старообрядцы-казаки поддерживали атамана Семенова, много староверов было в отрядах барона Унгера. Отряд Сапожникова в большинстве своем состоял из старо­обрядцев.

В 1920 году состоялся «контрреволюционный» съезд несоциальных организаций Дальнего Востока, в котором старообрядцы приняли самое актив­ное участие. Выступивший на съезде старообрядческий предста­витель призвал всех верующих бороться с советской властью и требовал «начать движение к поруганным святыням Москвы и Киева».

Старообрядчество содействовало победе белого движе­ния в Приморье и образованию там 26 мая 1921 года Временно­го Приамурского правительства. Старообрядческое духовенство также активно поддержало и генерала Дидерикса в Приморье.

В борьбе с новым режимом  старообрядчество долго не слагало оружия. Даже в 1929 году в журнале «Дальневосточный старообрядец», из­дававшемся особым отделом управления военно-морского ве­домства, раздавались призывы к борьбе с большевизмом.

Генералу Дидериксу старообрядцы преподнесли знамя с вы­шитым осмиконечным крестом и надписями «Сим победиши» и «С нами Бог», тем самым благословляя на борьбу с безбожной властью.

* * * * * * *

Аналогичная картина сопротивления старообрядчества богоборческой власти была и на русском Севере.  Как пишет уже иной штатный работник официальной советской идеологии  Ю. Гагарин, до 70 % старообрядцев (в том числе и беднейшая часть населения) на Средней Печоре и в Удорском крае участ­вовало в восстаниях против советской власти. Среди руково­дителей восстания – несколько старообрядческих наставников.

Псаломщик подчерской старообрядческой молельни М.А. Шахтаров создал на Средней Печоре отряд, захватил в феврале 1919 г. село Савин Бор, расстрелял красноармейцев, арестовал сочувствующих советской власти.

Остатки Белого движения находили поддержку среди зажи­точных старообрядцев и особенно скрытников, предоставлявших им убежища в глухих местах Предуралья.

Северное старообрядческое население выступало против «социальных и культурных преобразований» советской власти. Так, Ермицкая волость в 1922 году отказалась содержать школу и фельдшерский медпункт («Бог велит – и так выздоровеем»).

Из документов партархива узнаем, что к концу 1925/26 учебного года в селе Знаменское (Архангельская область) школу посещало всего два-три человека. В селе Трусово в том же учебном году из-за отсутствия учащихся школу пришлось закрыть до окончания срока учебы.

Аналогичные явления наблюдались и на Средней Печере. В 1927/28 гг. большинство жителей деревень Демино, Пашни, Митрофана и др. отказались послать своих детей в Савиноборскую школу, говоря, что там их «будут обучать безбожию».

Таким образом, в первые годы советской власти школы в старооб­рядческих селах и деревнях  пустовали. Старообрядцы не пускали детей в советскую школу, не позволяли им вступать в пионеры и комсомол. «В деревне Скаляп учителям местной школы в течение многих лет не удавалось создать ни пионерского отряда, ни октябрятской звездочки». Жители  деревни Перединской на Средней Печоре в 1926 году заявили, что детей в школу не пустят, если там не будет преподаваться Закон Бо­жий.

Враждебно встречалось открытие клубов, изб-читален, круж­ков ликбеза и т. п.  В 1935 году Ермицкий сельсовет «был вынужден» даже оштрафовать 16 человек, отказавшихся «ликвидировать свою неграмотность».

Чердынское старообрядческое братство (Верхняя Печора) со­здало свою школу, где учили, что «рабоче-крестьянское государ­ство» – порождение антихриста и враг религии. В результате, как зафиксировано в документах партархива, значительная часть населения Верхней Печоры не участвовала в 1926 году в выбо­рах советских органов власти.

Еще хуже дело обстояло с коллективизацией. В селах Знаменское и Трусово старообрядцы проводили свои собрания, где убеждали верующих в колхозы не вступать. В Усть-Илиме и Филипповской население ломало колхозный инвентарь и избивало «активистов».

В деревне Чупрово вначале удалось вовлечь в колхоз 12 хо­зяйств из 112, в Муфтюге – 9 из 100.  «Потребовалось решительное вмешательство партий­ных и советских органов». (Ю. Гагарин). На принудительные меры властей пос­ледовала волна самоубийств – снова были «гари», как в старину, и отравления.

Старообрядческие наставники, особенно скрытники, развер­нули активную агитацию против советской власти и коллективи­зации, в результате чего десятки семей вышли из колхозов, за­били свой скот и переселились в лесные трущобы. В начале 30-х годов в лесных избушках по Щугору, Подчерью и Илычу про­живало до 500 человек (в их числе и из беднейшего населения).

Как можно узнать из документов партархива, в 1930-е годы в селениях Подчерского, Савиноборского, Усть-Илычского сельсоветов агитация старооб­рядцев была «направлена на срыв лесозаготовок», и было «мно­го случаев отказа от участия в лесозаготовках». Несомненно, что среди узников ГУЛАГа процент старообрядцев был высоким.

Там где проживали староверы, успехи коллективизации не радовали партийные органы. В деревне Верхозерье (Удорский край) колхоз удалось создать лишь в 1935 году, причем из 33 хозяйств в него вступило только 13. В селениях Керчемского сельсовета Усть-Куломского района в 1939 году еще насчитывалось 300 единоличников, староверов в своем большинстве.

В починке Градобой (Вятская обл.) скрытники организовали сельскохозяйственное товарищество «Любители труда» с уста­вом сельхозартели. Однако на первом месте был устав монас­тырский с положенным кругом богослужений, которые возглавлял председатель товарищества в молельне. Товарищество имело солидные доходы от земли, двух водяных мельниц, кожевенно­го производства, сапожной мастерской и, наверное бы процвета­ло, если бы местные власти, «разобравшись» не ликвидирова­ли его в 1927 году, как «лжеартель». Истинная артель должна основываться, по мнению властей, конечно, на уставе безбожном.

По официальной статистике, к 1917 году в Коми крае было 11,3 тысяч старообрядцев. Некоторые исследовате­ли считают, что в действительности их было в 1,5-2 раза больше. В Усть-Цильме в 1917 году было три частных молельни, содержавших­ся зажиточными торговцами. В 1930 году в Усть-Цилемском райо­не было 46 «служителей культа»,  почти все из которых  «кулаки» (Ю. Гагарин).

Против атеистического воспитания детей старообрядчество протестовало делом, предпринимая попытки создавать тайные  церковные школы, поскольку «в советских школах из детей де­лают коммунистов и безбожников».

Во время перевыборов в местные органы советской власти руководители старообрядчества призывали верующих не участ­вовать в них, так как «порядочному человеку там работы не да­дут». Сопротивление старообрядчества новому режиму власть  представляла как «вредительство, саботаж, враждебную агитацию».

Когда в 1926 году производилась «всесоюзная перепись населе­ния», староверы целыми селами уходили в лес от красных переписчиков.

* * * * * * *

Чем кончилось противостояние старообрядчества и советской власти, известно – слишком мало было старообрядцев. «В ходе строительства социализма были созданы благоприятные условия для преодоления старообрядчества».  В 1929–30 годах были закрыты единоверческие церкви в селах Усть-Цильма, Замежное, ста­рообрядческая часовня в деревне Скитской. В 1933–34 годах  закрыты все скрытнические молельни, а к началу 1940-х годов скрытничество на Удоре, Летке и Печоре было властями ликвидировано. По статистике 1973 года в Коми крае старообрядцев было не более 2,5 тысяч человек.

Сотрудник института атеизма В.Ф. Миловидов также утверж­дал, что в 1929 году «будущий глава Белокриницкой церкви еп. Викентий вместе с известным старообрядческим деятелем Ф.Е. Мельниковым участвовал в ряде антисоветских восстаний на Се­верном Кавказе». Однако утверждения эти нуждаются в провер­ке. Дело в том, что епископ Кавказский Викентий в 1934 году, после смерти архиепископа Мелетия, был определен Местоблюс­тителем архиепископского престола и арестован был лишь в 1937 году после клеветнической статьи в одной из центральных газет (скончался в Бутырской тюрьме в 1938 году, по-видимому, расстрелян). Вряд ли ГПУ  позволило бы «участнику восстаний» 1929 года находиться на свободе целых восемь лет, да еще воз­главить Белокриницкую иерархию.

О Федоре Ефимовиче  Мельникове известно, что после революции он час­то выступал с лекциями, беседами на религиозные темы, участ­вовал в диспутах с атеистами, в том числе и с Н. Бухариным, ко­торый не сумел ничего возразить на приведенные Мельниковым доказательства бытия Божия.

В отместку большевики приговорили Ф. Мельникова к смерти, но он сумел эмигрировать в Румынию, где издал такие книги, как «Советский рай – всемирный свинарник», «Соци­ализм – сатанинский опиум», «Коммунизм – сатанинское опьянение», «О безбожии и дьяволопоклонстве»и другие.

После присоединения Молдавии  советские спецорганы перетряхнули там всех старообрядцев в поисках неуловимого Ф. Мельникова, но так и не нашли его; блестящий публицист и христианский апологет мирно почил уже в 1960-е годы.

В свете этих фактов рушатся стереотипы о политической и общественной пассивности старообрядцев, встречающиеся в ис­ториографии и литературе (А. Карташев, прот. Георгий Флоровский, прот. Александр Шмеман и др.). Где же «келья под  елью» дошедших «до геркулесовских столбов разрыва с историей» старообрядцев (А. Карташев), где их «исход из истории» в результате «отрыва от соборности» (прот. Георгий Флоровский), где их «иммобильность»   (прот. Александр Шмеман)?..

Древян гроб сосновен

Ради мене строен,

Буду в нем лежати,

Трубна гласа ждати.

Ангели вострубят,

От гробов возбудят.

С обличительным пафосом цитируя эти вирши, А. Карташев  пишет: «Антихрист обошел, ослепил, воцарился. Остается самосожигаться или ложиться в гроб в ожидании последнего суда. И ло­жились».

Однако нарисованная им картина  есть результат неверного истолкования отдельных явлений.

Весьма показательны и критические методы, в духе синодальных миссионеров: загнать старообрядцев на три века в подполье, а потом упрекать их в политической и общественной пассивности и иммобилизме. Что и подтверждает справедливость известного высказывания архиепископа Уфимского и Мензелинского Андрея (кн. Ухтомского): «Вся наша казенная полемика со старообрядчеством всегда была сплошною клеветою на старо­обрядчество».

А вот иное истолкование одним из наших современных писателей феномена русского самосожигания в XVII–XVIII веках:

«Это удивительный подвиг духа человеческого, который надо не похулять, как делалось двести с лишним лет, а им надо восхищаться и проникнуть в суть его. Почему они были такими? За что страдали?.. Удивительные акты самопожертвования, которых в мире и не бывало в таком масштабе... Это был отчаянный вопль, отчаянное мечтание русского народа жить так, как мы хотим... Они просили – не приступайте к нам, дайте нам жить так, как мы хотим. Русскому народу уже начиная с Петра, не дают жить так, как он хочет... Я восхищаюсь подвигом русских староверцев конца XVII – начала XVIII веков. Отсюда, может быть, даже горение Великой Отечественной войны. Французы ради молока и булки хлеба сдались немцам ровно через месяц. И сравните наше русское горение. Исповедуя именно староверческую, аввакумову силу духа, пожертвовали миллионами, чтобы сохранить свободу. Именно в этой протестной войне и запечатлелись вершинность и одновременно глубинность той веры, от которой мы пытались отказаться».

Подводя некоторые итоги сказанному, отметим, что, по-ви­димому, мы имеем дело с некоторым феноменом старообрядче­ства, о котором мы и не подозревали. Относительно немногочислнное старообрядчество, этот «маленький орешек», но удивительно твердый, оказало вдруг неожиданно стойкое сопротивление богоборческой власти, проявило недюжинную активность в защите христианской веры и  христианского образа жизни.

Подтверждается правота А. Солженицына: в России старообрядческой революция 1917 года была бы невозможна.

Бывшая господствующая Церковь лежала в расслаблении, подобно евангельскому расслабленному. Призывы архипастырей встать на защиту Церкви и веры (в частности, послание от 19 января/ 2 февраля 1918 года патр. Тихона) не возымели действия. В народе уже было великое оскудение веры. Как писал глава военного духовенства армии Врангеля митр. Вениамин (Федченков): «Синод, архиереи – мы были бессильны и совершенно неавторитетны в глазах военных. – «Эх! Ну, что там говорят попы! – сказали бы нам в ответ. – Одной бесплодной проповедью больше, и только».

«Революция 1917 года, – говорит проф. А.М. Панченко, – это кризис Русской Православной Церкви». О потере Русской Церковью духовного авторитета и бессилии предотвратить губительную революцию, а затем и гражданскую войну написано уже достаточно.

* * * * * * *

Старообрядчест­во неоднородно, оно делится, прежде всего, на два основных образования – приемлющих священство (белокриницкие и новозыбковцы) и не приемлющих священство (поморцы). Общее число староверов сегодня составляет около пяти–шести  миллионов человек.

Немного времени было отпущено староверам после получения относительной свободы в 1905 году. Однако за этот период были построены сотни храмов, по­явились новые епархии, открылись приходские и певческие шко­лы, заработали типографии в Москве, Уральске, Киеве; начали издаваться журналы, календари, певческие печатные книги зна­менного распева (издания Рогожского кладбища: Морозова – в Москве, Калашникова – в Киеве, Громовского кладбища – в Петрограде). Перешли на легальное положение монастыри, в кото­рых организовались замечательные хоры, особенно в Черемшанском (возле Хвалынска), Елисинском, который собрал в себя остатки разоренных Керженских скитов в Нижегородском крае и др. В 1912 году в Москве был открыт Старообрядческий бо­гословско-учительский институт, куда принимались со всей старообрядческой Руси ученики различных согласий (как приемлющих священство, так и не приемлющих); он мыслился как учеб­ное заведение всей старообрядческой России.

Впрочем, до полной свободы совести было далеко. Существовал еще закон об уголовной ответствен­ности за «совращение в раскол» и другие ограничения, велось широкое миссионерское наступление со стороны господствую­щей Церкви.

Феномен старообрядчества заключается, по-видимому, еще в самой структуре древнерусского Православия, в частности, в принципе соборности, подразумевающем активное участие мирян в церковной жизни, начиная с практики выборности духовенства. Одним из главных преступлений никоно-алексеевской «рефор­мы» и явилось попрание канонического принципа соборности Церкви.

Как писал В. Соловьев: «Никонианство состоит, конечно, не в трехперстном сложении и не в трегубой аллилуйе, оно состоит в ложном римском начале, по которому истина и благодать Христова, будучи собственностью и привилегией церковной иерархии, могут принудительно навязываться ею остальной церкви как безгласному стаду, и религиозное единение всех может достигаться средствами насилия».

Соборность лежала в основе всей организации русского Пра­вославия с момента его возникновения. Решение всех вопросов церковной жизни производилось соборно на всех уровнях, начи­ная от прихода (члены церковного совета) и до митрополичьей или патриаршей кафедры (церковный Собор, включающий и мирян).

Нередко принцип православной соборности путают с современной демократией, в то время, как демократия, можно сказать, суррогат, пародия на соборность, хотя внешнее сходство, несомненно, есть – выборность руководства, хотя в первом случае это делают верующие люди и для Бога, а во втором – неверующие  и для земли.

«Действительное новшество Никона, – пишет современный исследователь старообрядчества А. Катунский, – состояло не в форме креста и поясных поклонах, а в примененных им методах управления церковными делами. Культовые новшества впервые вводились не собором, а единоличной властью патриарха. Своей «Памятью» Никон нанес первый сокрушительный удар по собор­ности, по автономии местной церковной власти и по другим ус­тоям русского православия... Именно эти притязания Никона на единоличное управление Церковью вызвали бурю протестов со стороны Аввакума и его единомышленников».

И именно со времени Никона и царя Алексея перестали собираться земские соборы (авторитарная власть соборности не терпит).

Миряне в древнерусском православии и в хранящем его тра­диции старообрядчестве никогда не были «безгласным стадом».  «Духовный регламент» Петра I, превративший Церковь в «Ве­домство православного исповедания», и был направлен на вос­питание «безгласного стада», что во многом удалось. Утеря прин­ципа соборности, общее обмирщение, падение уровня духа Церкви во многом и привели к тому, что к приходу 1917 года Церковь лежала в расслаблении.

В 1925 году И.А. Ильин, уже в эмиграции, опубликует свою крупную работу «О сопротивлении злу силою», направленную на развенчание толстовского непротивленчества. Никонианские «непротивленцы» с удивительной злобой набросились на ученого, долгие годы отравляя ему жизнь своей травлей.

Большевизм вышел из «никонианской» среды: нигилисты, социалисты – часто сыновья священников, недоучившиеся семинаристы.

«Большевизм есть продукт петербургского цезарепапизма», – говорит архиеп. Андрей (кн. Ухтомский).

После этого становятся понятными утверждения А. Солженицына, выводящего события семнадцатого года из событий семнадцатого века.

И недаром архиеп. Андрей (кн. Ухтомский) в целях оздоровле­ния христианской жизни призывал: «Братие!.. Восстанавливай­те древнеправославную христианскую жизнь по правилам и прак­тике св. Церкви дониконианской! Покайтесь!».

Изучение феномена старообрядчества, внесшего столь значительный вклад в различные стороны российской жизни, продолжается сегодня историками, философами, экономистами и специалистами других областей знания.