К вопросу о старообрядчестве в связи

с «Манифестом»  И.Л. Солоневича

Б.П. Кутузов

Иван Лукьянович Солоневич (1 (13) ноября 1891 — 27 апреля 1953). Русский публицист, мыслитель, журналист и общественный деятель. После октябрьской революции участвовал в Белом движении, неоднократно менял место жительства, выполняя агентурные поручения. Покинуть Россию в 1920 году с эвакуировавшейся Белой армией Солоневич не смог из-за заболевания тифом, и остался на Юге, продолжая подпольную деятельность и сменив множество профессий. В 1934 ему удалось бежать через Финляндию в Болгарию, затем в Германию, откуда в 1948 переезжает в Аргентину, где создает Народно-Монархическое движение..  В конце жизни переезжает в Уругвай. Умер 27 апреля 1953 года в Монтевидео.

Им написаны книги «Народная Монархия» (основной труд его жизни, наиболее известное произведение), «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя», «Роман во Дворце Труда», «Хозяева», «Что говорит Иван Солоневич о Царе и монархии, о большевизме, о русской эмиграции, о „Штабс-капитанском“ (Народно-Монархическом) Движении», «Великая фальшивка Февраля» и другие работы. В конце жизни переезжает в Уругвай. Умер 27 апреля 1953 года в Монтевидео. 

Работы И.Солоневича дают представление о большом интересе идеологов монархического направления и многообразии взглядов на важнейшие проблемы русской истории, в том числе, на  вопрос роли и места старообрядчества. 

* * * * * * *

 «Наиболее коренной, наиболее русской формой православия следует считать, собственно, только старообрядчество, – заявляет И.Солоневич  в своем Манифесте («Политические тезисы»), написанном в 1937 году. – Старообрядчество – самая исконная и самая мощная форма православия».

Осмысление русской истории по Иловайскому (официозный штамп того времени) пора забыть, пишет он, полемизируя с А. Позовым: «Ни Аввакум, ни прочие (Никита, Хованские, Морозовы) никак не были ни раскольниками, ни тем паче ересиархами: они были хранителями московского православия, “древлего благочестия” против никоновской полуреформации. Не они выдумывали расколы и ереси, раскол выдумал Никон или, точнее, те “киево-могилянские” течения, которым следовал слишком уж крутой патриарх. Аввакум, конечно, был безусловно православным. И никак не ересиархом. Таким же православным, как были русские люди все шестьсот лет до Никона. И против “Поморских ответов”, которые   задавали никоновской церкви этот вопрос, возразить действительно  нельзя ничего: была ли Московская Русь до Никона православной или еретической? Православно ли крестились отцы и деды наши? Ну конечно, московская дониконовская Русь была православной и крестилась по-православному. Так называемые “раскольники” умирали вовсе не за “раскол” и не за “ересь” – они умирали за древлее православие... В России если и не было религиозной реформации в строгом смысле этого слова, то была полуреформация Никона, которая   разбила православный народ на две части: ничего хорошего».

Анализ исторического прошлого России подводит И. Солоневича вплотную к роковому рубежу середины XVII  века. «Основным грехом России является ее собственная измена ее собственному национальному лицу. Измена эта проникла в Россию через ее правивший слой – то есть через дворянство. Была нарушена идея национальной индивидуальности внедрением иноземцев и иноземного влияния, отколовшего дворянство от самых глубинных корней русской духовной культуры. Кульминационным пунктом этого процесса была измена русскому языку и замена его французским».

Если И. Солоневичем назван кульминационный пункт процесса, то следует назвать и его начало. Начало измены России своему национальному лицу было не просто положено, но запрограммировано на многие века вперед  царем Алексеем Михайловичем Романовым и патриархом Никоном. В процессе никоно-алексеевской «реформы», совершавшейся во имя миража византийского престола и неовизантийской империи, была ошельмована и оклеветана вся предшествовавшая русская история с целью   придания вида законности и необходимости унификации русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими.

Историософскую суть явления блестяще сформулировал А.В. Карташев:  «Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патр. Никона – служить литургию в Св. Софии во главе  четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка. А греческим справщиком у патр. Никона оказался Арсений, выученик униатской коллегии в Риме, а оригиналом для исправления новопечатные греческие книги, изданные в Венеции. Московская церковная элита в лице избранных протопопов с Аввакумом во главе ревниво и бурно восстала против этих латинских тенет, вдруг опутавших Св. Русь, с пророческим гневом разорвала их и создала, при слепоте и упорстве властей, широкое народное старообрядческое движение».

Первый этап иноземного влияния – это грецизация всей русской жизни Никоном, демонстративно сменившим русское архиерейское облачение на греческое и даже заведшим у себя греческую кухню. «Кто начал революцию? Думаю, что принципиально ее начал патриарх Никон: первой иъекцией иностранной схоластики в русскую жизнь. Его поддержал правящий слой, жаждавший привилегий по шляхетскому образцу» (И.Л. Солоневич «Миф о Николае Втором»).

По воле царя Алексея Михайловича на Соборе 1667 г. председательствовали  восточные патриархи (как оказалось потом, запрещенные в то время в служении),  Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, два иноземца, которые преследовали только свои цели, а не интересы России  и Русской Церкви. Подготовка к Собору и его программа были разработаны, опять же по воле царя, двумя другими иноземцами – митр. Газским Паисием и архим. Дионисием с Афона, как выяснилось позже, прожженными дельцами и авнтюристами.

Этот разбойничий собор, как его назвал архиеп. Уфимский Андрей (князь Ухтомский) и единомысленные с ним архиереи, похуливший не только древнерусское православие, но, фактически, и общеправославную старину, объявил старый русский обряд (то, что связано со Святой Русью неразрывно) и старообрядцев вне закона и официально санкционировал их преследование. Именно с этого времени и началось открытое гонение (государственной властью!) на все подлинно русское, и были открыты широкие врата для всякой иноземщины. Хула на старую русскую церковность и ее гонение были великим соблазном для русских – это был удар по христианской религии вообще, пошатнувший веру многих русских и ускоривший процесс расцерковления народного сознания.

«Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты, – пишет А. Солженицын в одной из своих последних публицистических статей, – всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный Раскол. И никогда уже – опять-таки на 300 лет вперед – православие  на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в XX веке» («“Русский вопрос” к концу XX века»).

По поводу методов, какими утверждалось «никонианство» Солженицын высказался еще двадцать лет назад: «Применением насилий и казней для утверждения веры сподвижники Никона поставили себя вообще вне христианства».

Как же охарактеризовать собор, санкционировавший «насилия и казни для утверждения веры»? Конечно, это нехристианский, разбойничий  собор. «Приходится только удивляться, – говорит протодиакон Федор Шевцов, – как Россия и русские власти терпели постановления этого собора, и не только терпели, но и руководились его постановлениями по отношению к старому обряду в течение целых 134-х лет, до установления единоверия». Разбойничий собор 1667 г. предписывал русским церковным клирикам носить облачения греческого покроя, а за хуление греческой одежды грозил отлучением от Церкви.

В докладе Константинопольскому патриарху Парфению председательствовавшие на соборе восточные патриархи писали, как они восстановили у русских греческие порядки, и что греки снова пришли на Руси к «славе, юже древле имехом», как в те незабвенные времена, когда русские епископы еще поставлялись в Греции.

<<< Царь Алексей Михайлович.Миниатюра из Титулярника 1672 года.

Все эти иноземцы были наемниками русского царя, поэтому  подлинным и главным изменником России, Святой Руси и Русской Церкви  является царь Алексей Михайлович Романов, совершивший «жесточайшее преступление анафемы собственному народу и войны против него за “никонианскую реформу” (когда уже и сам Никон отошел от “греческого проекта”)».  «Царишко», как кратко охарактеризовал его герой и мученик, «гений слова и человек пера» (А. Панченко) протопоп Аввакум.

Корни византийской прелести идут к первому Романову, царю Михаилу, а точнее, к его отцу, патриарху Филарету (Федору Никитичу Романову). Именно в их правление был совершен подлог русской национальной идеи преемственного хранения чистоты православия, когда концепция «Москва – Третий Рим» вместо эсхатологического ее понимания была истолкована в чисто политическом значении создания неовизантийской православной империи во главе с русским царем на древнем царьградском престоле. Острие российской геополитики с этого времени и по 1917 год будет нацелено на Царьград – Константинополь – Стамбул. Царь Алексей Михайлович «от младых ногтей» будет воспитан в грекофильском духе и ориентирован в направлении восприятия византийского престола, почему он столь безоглядно и кинется в реформаторскую деятельность с первых же дней своего царствования, будучи еще по возрасту 16-летним юнцом. Чистота русского православия будет принесена в жертву этой политической авантюре в процессе церковной «реформы», и в этом – главное преступление патриарха Никона.

Вся династия Романовых – под знаком византийской прелести. Россия была брошена в мировую бойню в 1914 году именно с целью завоевания Константинополя (заготовлен был уже и крест для водружения над св. Софией), факт, который успешно замалчивается уже более полувека. Вот поэтому, по политическим причинам столь дальнего и давнего прицела, и была вне критики до самого 1917 г. никоно-алексеевская «реформа» и разбойничий собор 1667 г.

Итак, внутренней причиной русской катастрофы XVII  века был грех гордыни, ставший главной причиной подлога национальной идеи «Москва – Третий  Рим».

Внешней причиной великого русского Раскола, с другой стороны, является  юго-западная иезуитская экспансия. Рука иезуитов чувствуется во всем процессе подготовки  и проведении роковой церковной «реформы» на Московской Руси XVII века. Византийским престолом соблазняет Ивана Грозного злейший враг России иезуит Антонио Поссевино, пытаясь втянуть Москву в борьбу с турками, весьма беспокоивших тогда Ватикан. По-видимому, он же был автором иезуитской инструкции Самозванцу, как ввести унию в России ( по сути – это черновой набросок никоно-алексеевской «реформы»).

Вот выдержки из этого документа:

«... д) самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования, и тем проложат путь к унии;

е) издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии: возникнут споры, дойдут до государя, он назначит Собор, а там можно будет приступить и к унии;

з) намекнуть черному духовенству о льготах, белому о наградах, народу о свободе, всем – о рабстве греков;

и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя и светских...».

В процессе никоно-алексеевской «реформы» все эти предписания иезуитской инструкции пунктуально были выполнены. «Реформа» совершалась и укреплялась в дальнейшем руками «приверженцев унии», учениками иезуитских коллегий Вильно, Падуи и Рима, хотя по происхождению в основном  уроженцами Украины. Опыт латинизации Петром Могилой с 1640 г. Украинской церкви, ставшей похожей на католическую по стилю и по духу,  их стараниями успешно переносился в Москву. Однако первые плоды иезуитской экспансии на Украине – это, конечно, Брестская уния 1696 года.  Новогреческий Иерусалимский устав униатской редакции незадолго до реформ Петра Могилы был также введен в церквах на Балканах (у сербов и болгар).

<<< Реконструкция портрета из коллекции Платона Бекетова

Один из главных помощников царя Алексея Михайловича в деле проведения «реформы» митрополит Газский Паисий Лигарид, кого незадачливый самодержец «яко пророка Божия» слушал, оказался тайным католиком, агентом иезуитов. Тайный униат-базилианец Симеон Полоцкий, один из вождей «латинского» направления  являлся  богословским консультантом и редактором протоколов разбойничего собора 1666-1667 гг., которые он писал латинскими буквами на полурусском-полупольском диалекте. Непримиримый враг православия,  идеолог культуры нового типа, он особо приближается  Алексеем Михайловичем, становится воспитателем царских детей. Роль его при особе царя сравнима с ролью Феофана Прокоповича при Петре I.

Согласно рабочей инструкции иезуитов, учредили на Московской Руси семинарии по подобию западных схоластических школ, «призвав из-за границы людей ученых, хотя  светских». Братья Лихуды, воспитанники иезуитских коллегий Венеции и Падуи, будучи поставленными во главе Московской духовной академии, утверждали никоно-алексеевскую «реформу» в течение 15 лет (до 1701 г.). Итак, это было начало внедрения иноземцев и иноземного влияния.

«Отрыв от духовных истоков России, – пишет далее И. Солоневич, –  вызвал отрыв и измену православию. Правящий слой, в его верхах, дал России масонство, вольтерианство, материализм, марксизм и атеизм. Душа православия была заменена внешним обрядом, совершаемым в видах политического приличия. Духовное возглавление Церкви было заменено синодской бюрократией, которую правивший слой не удосужился за два столетия заменить исконной формой патриаршества. Культурное творчество России оторвалось от его религиозных истоков и стало в подавляющем большинстве творчеством разлагающим и разрушительным – в особенности в литературе».

И. Солоневич дал великолепный анамнез прошлой болезни, однако начало заболевания снова требует уточнения.

Правящий слой, в его верхах, дал России прежде всего никонианство, а уж затем и весь остальной букет «измов», перечисленных Солоневичем. Никонианство – понятие широкое, это не просто новые обряды, это на много порядков заниженный уровень духовной жизни, приземленность, это апостасийное, идущее по пути расцерковления латинизированное православие с обливательным крещением, неканоничным, концертно-оперным пением, неканоничной иконой в живописном стиле и неканоничным церковным зодчеством; это уже более душевность, а не духовность; это, кроме того, «законное» право на «духовное разгильдяйство» по части произвольного сокращения служб и вольного обращения с церковным Уставом по безгранично широко истолковываемой формуле, иногда встречающейся в церковном Уставе,  «аще изволит настоятель..».

Архиеп. Уфимский Андрей (князь Ухтомский) говорит об этом явлении более резко:  «“Никонианство”, как полное извращение христианства, есть несомненная ересь; но “никониане” до такой степени жалки и слепы, что их еретиками назвать почти несправедливо! Какие же это еретики! – Такие они несчастные... Это дети – крещенные, но ничему не наученные».

Вот ослабленное никонианством, навязанным сверху, русское общество и оказалось подвержено всем остальным перечисленным И. Солоневичем болезням. А то, что правивший слой за двести лет не удосужился  заменить «синодскую бюрократию» традиционным патриаршеством – это понятно:  расцерковленному правящему слою были глубоко безразличны церковные каноны.

«В периоды великих потрясений Московского царства Церковь неизменно стояла на страже национальных интересов России и всей своей нравственной мощью поддерживала власть в минуты ее слабости. Сословное разложение всего русского национального строя отозвалось и на состоянии Церкви. Ее нравственный и государственный авторитет был принижен: сильная Церковь не могла бы допустить рабовладельчества, порнократии и цареубийств. Правящему слою  нужно было слабое православие. Постепенно деградируя под синодским чиновьичьим управлением, церковная организация дошла до полного бессилия, так исчерпывающе проявившегося в 1917 году. Не было нравственного авторитета, не было и авторитетных иерархов. Вместо патриарха были обер-прокуроры – до акушеров включительно, и вместо иерархов были юродствующие, карьерствующие или лакействующие чиновники духовного ведомства. Государство подорвало Церковь – и в роковую годину Церковь оказалась отсутствующей».

Среди основных задач возрождения  Русской Православной Церкви Солоневич видит: «восстановление российского патриарха – с выбором патриарха собором духовенства и мирян», а также «предоставление приходам права отвода недостойных пастырей и в то же время обеспечение низового  духовенства от адмистративного произвола высшей иерархии». Выборность духовенства и контроль за его деятельностью на местах самих церковных общин – это ничто иное, как возврат к дониконовским формам подлинной православной соборности Русской Церкви.

Антинациональную направленность «реформы» своего отца углубил и остервенело усугубил Петр, которого по результатам его великого погрома всей московской культуры  вполне можно назвать Великим. Именно такую оценку дает ему И. Солоневич. «По русской национальной культуре Петр и его наследники прошли батыевым нашествием – от этого нашествия русская культура не оправилась еще и сейчас... Реформы Петра означали, в частности, ликвидацию всей культуры русского духовенства и русского купечества. Религиозная мысль России, придавленная полупротестантским синодом, застряла на протестантском богословии и на синодской канцелярщине, а купечество появилось на общественных подмостках только в качестве героев Островского, пока Ленин не добил его окончательно».

Такие «великие» заслуги Петра не могли быть не увенчаны в Москве чудовищным памятником, который, наконец, и появился. «Петербургский период нашей истории был периодом неуклонной национальной деградации России. Взяв кое-что (очень немного) от европейской техники, Петербург продал русский национальный дух. Девятнадцатый век был веком непрерывного государственного отставания России от ее соседей и соперников... Русская интеллигенция XIX  века явилась следствием той части петровских реформ, которая угасила русский дух во имя голландского кафтана, которая поставила русскую национальную идею в учебное и подчиненное положение по отношению к национально и государственно отсталым идеям тогдашнего Запада. В течение XVIII века был подготовлен и закреплен раздел русской служилой интеллигенции, потерявшей свое национальное лицо».

Говоря о необходимости «возврата к истокам нашего национального бытия», И. Солоневич предлагает фактически возвратиться и к дониконовскому православию Московской Руси.

Цитируются произведения:

Солоневич И.Л. Политические тезисы. // Наш современник, 1992

Солоневич И.Л. Белая империя. М.,1997

Солоневич И.Л. Миф о Николае Втором.// Слово. 1993

Солоневич. Народная монархия. М.,1991

Карташев А.В. “Святая Русь” в путях России. // Воссоздание Святой Руси. М., 1991

Солженицын А.И. “Русский вопрос” к концу XX века. М. 1995

Солженицын А.И.  И вновь о старообрядцах. // Вестник РХД. Париж. 1979.  № 129

Шевцов Ф.И., протодиакон. Старообрядчество и его значение в наши дни. // Русское возрождение. 1983

Макарий (Булгаков) митрополит. История Русской Церкви. Т.X. СПб.,1883.

Андрей (кн. Ухтомский), архиеп. Уфимский. История моего старообрядчества. Алма-Ата. 1933. – Цит. по: Зеленогорский МЛ. Жизнь и деятельность архиеп. Андрея. М., 1991