Сщмч. Андрей,
архиеп. Уфимский (князь Ухтомский)
Десять писем о
старообрядчестве
(1923 – 1925 гг.)
I. Семинарская
ложь о старообрядчестве.
К числу великих грехов наших так называемых духовных семинарий можно
отнести всю семинарскую литературу о русском расколе старообрядчества. Вся
казенно-семинарская история раскола старообрядчества и обличение этого мнимого
раскола – это одна сплошная ложь, за самым ничтожным исключением; обыкновенный
казенный взгляд наших богословов на раскол тот, что раскол – это продукт
народной глупости и необразованности. Буквально так и говорили печатно наши
синодские миссионеры вроде Айвазова, Скворцова и др. И только очень
немногочисленная группа русских мыслителей смотрели на раскол иначе.
В числе
великих русских мыслителей, которые умели говорить о расколе гражданскую
правду, был Никита Петрович Гиляров-Платонов. Его перу принадлежит прекрасное,
хотя и краткое сочинение под заглавием «Логика раскола». Гиляров в этом
сочинении сказал, «что при петербургском казенном православии, при страшном
презрении к религии, которое воспитывается этим казенно-полицейским
православием, всё чистое, честное и совестливое должно отойти от этой
государственной церкви и создать свои свободные общины или в старообрядчестве,
или в расколе сектантском». И действительно, раскол и сектантство от времени
только развивались, несмотря на все судебно-полицейские преследования. Между
тем, политика покровительства Церкви государством продолжала развращать самих
служителей Церкви, пока дело не дошло до страшного распутинства, когда грязный
придворный развратник стал явно командовать рясофорными чиновниками Церкви, а
православные только молчали и смирялись пред всякою житейскою мерзостью.
В это время старообрядцы мудро хранили заветы лучших
русских людей и свою родную христианскую культуру. В этом отношении чрезвычайно
характерно мнение мит. Московского Филарета, который говорил, что пути Божии
неисповедимы, и что только русское старообрядчество спасло в XVIII – XIX веках русскую иерархию от католичества, а русскую аристократию – от придворного
протестантизма. Да и до ныне старообрядчество осталось верным Христу и Его
Церкви среди всеобщего русского богоотступничества. Старообрядчество выстрадало
себе свою иерархию. Эта иерархия, хотя канонически и оспариваемая, все-таки
осталась верною церковным началам и не поддалась на соблазн цезарепапизма.
Старообрядчество в своих общинах сохранило церковный общественный соборный
разум и подлинно христианский принцип: свободы, равенства и братства.
Итак, несмотря на двухвековое гонение, несмотря на
всю ученую ложь о сущности старообрядчества, несмотря на всю клевету на него,
старообрядчество донесло до наших дней истину подлинного православия и
сохранило чистым и незапятнанным идеал церковно-общественной жизни.
P. S. Позвольте! Позвольте! Как
же вы расхрабрились написать это в пятьдесят лет? А ранее молчали? Этот вопрос
– упрек моего читателя по моему адресу я признаю вполне законным, но вношу
маленькую поправку: я говорил о старообрядчестве правду с 1901 года: говорил,
хотя и слабо. Тогда гремели еще такие авторитеты, как Субботин, Ивановский и
сам Победоносцев, и никакой голос критики не мог сломить господствующей злой
системы преследования свободы совести.
II. Старообрядчество как неудачный термин.
Трудно сказать, откуда взялся этот термин:
«старообрядчество», но можно твердо сказать, что этот термин вполне неудачен,
потому что он вовсе не выражает сущности того огромного исторического явления,
которое называется старообрядчеством.
На старообрядчество имеется несколько взглядов: одни
думают, что это проявление русской некультурности. Так смотрели наши миссионеры
и полицейские власти. Другие думали, что это земское движение, народный протест
против государственного гнета, начавшегося со времени Петровской реформы.
Третьи смотрели на старообрядчество, как на церковно-культурное явление, как на
великую попытку русского народа сохранить свою народную душу и охранить весь
быт русской земли от разлагающего влияния городской цивилизации. Последний
взгляд совершенно справедливый. Старообрядчество сохранило, действительно, в
своей среде подлинно русскую культуру, свою народную вполне свободную
республику. От царской власти старообрядцы претерпели только гонения, в большей
или меньшей степени, начиная со времен императора Петра. Императоры требовали
безусловного молчаливого послушания себе. Старообрядцы требовали себе свободы
мысли и свободы общественной жизни. Императоры вносили в жизнь народа начала
немецкой государственной цивилизации. Старообрядцы выступали против этого
насилия цивилизации с проповедью свободы народного духа и народной культуры.
Правда, руководители старообрядческого движения очень часто не умели толково
выразить свои мысли, но инстинкт истины, чутье подлинной правды их никогда не
покидало и одушевляло их на двухвековое страдание за правду. Между тем
многочисленные миссионеры вели недостойную предательскую политику по отношению
к старообрядцам; с одной стороны они выставляли старообрядцев представителями
народного невежества и тупого упрямства; с другой стороны миссионеры натравляли
гражданскую власть на старообрядцев, как на каких-то бунтовщиков, – таким
образом самые сильные культурные натуры русского народа изгонялись и на Кавказ,
и в Румынию, и в Сибирь, и даже в Монголию. И ехали русские люди в чужие края,
под кличкою старообрядцев, покидая родную землю, никем не понятые и всеми
оклеветанные. Общее движение против них заключалось в том, что они – будто бы
фанатики-обрядоверы. На самом же деле старообрядцы никогда не были
обрядоверами, но всегда помнили ту простую психологическую истину, что обстановка
или воспитывает, или развращает человека. И вот, защищая право собственного
самоопределения, старообрядцы и страдали за свой родной быт, и из них-то и
выработались первые русские сознательные граждане. А те, кто гнал
старообрядцев, как были рабами и лакеями, так и остались ими доселе. Ранее они
клеветали на старообрядцев, а теперь клевещут на так называемых
староцерковников, обличающих беззаконие «Живой Церкви».
Старообрядцы XVII – XVIII веков – это ныне гонимые
староцерковники. Господствующая Церковь XVII – XVIII веков – это нынешняя Живая
Церковь с ее тюрьмами и крепостями с продажностью и антицерковностью.
III. Старообрядчество и безобрядие.
Если принять термин «старообрядчество» для тех, кто
упорно остался верен старине, и кто упорно называл себя просто сынами истинного
древнего православия, то как назвать тех, которые изменили древне-церковному
быту? Их нужно бы назвать новообрядцами,
но ни одного нового обряда ими не было введено в жизнь и только искалечены были
старые обряды. Введены были новые богослужебные книги, и вместе с этими книгами
– полное нарушение всякого устава и введение одного полукощунственного правила:
«аще изволит настоятель». Таким образом, можно вполне беспристрастно назвать
новое направление жизни, противоположное старообрядчеству – просто безобрядием.
За старообрядчеством осталась, таким образом, церковная дисциплина и церковная
благовоспитанность, а среди новообрядцев, как их печальная привилегия, стали
развиваться религиозное разгильдяйство, нравственная распущенность и общая
беспринципность. Старообрядцы защищали для себя свободу церковной жизни, и по
существу своему они были подлинными республиканцами с великолепным идеалом
библейской теократии. Это были народные защитники народной культуры.
Новообрядцы по существу своему были всегда лишь
безобрядниками, преклоняясь только перед внешним блеском полицейской
государственности, они в глубине души были только рабами и лакеями всякой
власти, лишь бы она согласилась их кормить. Этот принцип глубоко антинародный и
антикультурный иногда выражался в жизни с крайним цинизмом. Так, один гордый
любимец императора Александра I Аракчеев, когда ему
говорили, что все его мероприятия вредны для отечества, то он отвечал: «Что мне
отечество, был бы только доволен царь-батюшка». Такое проклятое лакейство перед
царем, наконец, создало ту позорную
главу русской истории, которую можно озаглавить «распутинщина». В это время
неумный царь стал почти членом хлыстовской секты, а служители Церкви забыли
свои обязанности пред церковным народом и раболепствовали пред незаконною
властью. Таковы были нестарообрядцы. А старообрядцы с ужасом смотрели на это
дыхание антихриста и предсказывали близкое падение всей этой «никонианствующей»
иерархии со всеми ее регламентами миссионерскими и комиссионерскими. И скоро исполнилось
это предсказание и развалилось всё до основания. И обнаружились язвы
«господствующей» Церкви. Господствующая иерархия оказалась глубоко оторванною
от народа, ему неизвестною и для него ненужною. Народ, воспитанный на насилии и
не привыкший уважать ни себя, ни других – превратился в толпу безрелигиозную,
безнравственную и потому дико-грозную. А русские революционеры из интеллигенции
кричали этому народу: «Наплевать нам на Россию, да здравствует всемирная
революция». И русская дикая толпа бесновалась от восторга, с ног до головы
оболганная и оплеванная то Аракчеевыми, то их воспитанниками. Так
систематические преступления пред Церковью со стороны царской власти принесли
рускому народу следующие горькие плоды:
1) полное безобрядие и разложение церковной
жизни;
2) оторванность иерархии от народа;
3) нравственную беспринципность, столь для народа
пагубную;
4) как следствие нравственной беспринципности –
его космополитизм, столь противоположный здравому интернационализму, когда одна
нравственно крепкая нация уважает и другую нацию.
IV. «Никонианство» как цезарепапизм.
Старообрядцы всегда упрекают православных
«новообрядцев» в «никонианстве», приравнивая никонианство к самым грубым ересям
вроде арианства. А «никонианские» миссионеры уверяли всегда, что никакого «никонианства»
нет, что всякое обвинение господствующего православия в какой-то ереси есть
грубая клевета невежественных людей. Так как обе стороны вследствие цензурных
условий не могли договорить полной правды, то никонианство господствующей
Церкви и было мало кому понятно, а для многих и казалось действительно клеветою
на православие. Но вот революция всё прояснила и многое доказала. Революция
показала, насколько старообрядцы верно оценивали и понимали сущность
покровительства Церкви государством, насколько они были правы, не поддаваясь на
соблазн этого покровительства. Революция выяснила и всю нецерковность
господствующей иерархии. Эта иерархия оказалась действительно солью, потерявшею
всю свою силу.
Вот как велики последствия сначала ничтожной ошибки
патр. Никона. «Никонианство» началось в существе дела с того, как царь Алексей
Михайлович назвал патр. Никона «великим государем». У нового великого государя
от этого закружилась его властолюбивая голова, вскоре и Никон сделал какое-то
мелкое приказание без соборного решения. Ближайшее к патриарху духовенство
заметило ему, что он не имеет права командовать всею паствою, а имеет
обязанность только учить её. Патриарх обиделся и потребовал исполнения
приказаний. Протопоп Аввакум отказался их исполнить, хоть и предвидел, что
«хощет зима быти», то есть что наступит гонение. Патриарх решил опереться на
меч кесаря... От этого же меча сам патр. Никон вскоре и пострадал, но кесарь, в
лице императора Петра, решил уже не выпускать этого своего меча из рук в
отношении к Церкви и стал командовать церковною иерархиею совершенно так же,
как командовал своими «потешными». Роль архиереев с тех пор ограничилась только
молчаливым исполнением царских указов, которые заменили собою всю церковную
соборность. – Вот это и есть «никонианство» русских епископов.
Ересь это или не ересь? В канонах на такую ересь
указания нет, но революция указала, что это злейшая ересь, подтачивающая весь
церковный организм. Никонианство породило и нашу пресловутую «Живую церковь». И
никонианство, и Живая церковь есть практическое арианство. Никонианство, как и
Живая церковь есть полное забвение той истины, что Церковь Божию создал
Христос, и что она живет в чистых сердцах, а не в каменных стенах. Вот против
такого-то никонианства 200 лет и восставали древлеправославные христиане,
старообрядцы, и, конечно, они были правы.
Отныне тот цезарепапизм, который имел огромное
значение в петербургский период русской истории, должен навсегда отойти в
область дурных преданий, и отделение Церкви от государства должно быть признано
аксиомой русской жизни и в церковном , и гражданском отношении. А это может
осуществиться только в том случае, если православная община будет так же
организована, как организована у старообрядцев: с выборным церковно-приходским
советом и с выборным церковным пресвитером; конечно, и епископ должен быть
выборный, свободный слуга Церкви, а не лакей государственной власти. Это будет
восстановлением той честной и свободной русской жизни, когда на Руси были
свободные общины, еще не пережившие насилия со стороны государственной власти.
Так жили русские люди во времена святых Московских чудотворцев, которые были
настоящими старообрядцами и умели говорить царям правду, хотя за это и страдали
даже до смерти (как митр. Филипп).
Осуждая «никонианство» господствующей иерархии мы
должны отметить, что, конечно, в этом «никонианстве» многие святители были
неповинны, например, Воронежские Митрофан и Тихон, священномученик Арсений
Мациевич, замученный Екатериною II, и многие другие – все они
великие светильники Церкви среди всеобщей тьмы.
V. Борьба старообрядчества с насилием.
Вся с лишком двухвековая история старообрядчества
есть протест против государственного насилия и посильная с ним борьба.
Обыкновенно наша лживая семинарская наука рисовала старообрядцев, как упрямых
бунтовщиков, бессмысленных защитников двуперстия, сугубой аллилуии, хождения
посолонь и т. п... Эта злая ложь на старообрядцев вполне затемняла подлинную
сущность старообрядчества в глазах русских маломыслящих обывателей. А сущность
его заключалась в защите подлинной соборно-церковной жизни, в убежденной защите
церковной свободы и в борьбе с насилием. Патр. Никон приказал молиться
троеперстием, – старообрядцы стали защищать двоеперстие, как символ церковной
свободы. Патриарх приказал уничтожить древние иконы, – старообрядцы стали
защищать свои святыни, прятать их от патриарха. Патриарх начал вводить
исправленные богослужебные книги, уничтожая старые. Старообрядцы ответили, что
им дороги книги. По которым молились Московские чудотворцы.
В новых книгах вводилось новое правописание имени
Господа: Иисус, вместо Исус, вводилась трегубая аллилуия и др. обряды.
Старообрядцы сказали, что они от насильника-патриарха ничего не примут, что они
просят одного – оставить их в покое. Тогда церковная власть пожаловалась царю,
что старообрядцы бунтуют проти всего того, что признает сам царь. И начались
усмирения царем всяких «бунтов», начиная с монашеского – Соловецкого и кончая
Московским – стрелецким.
Господствующая Церковь стала вводить и троеперстие,
и трегубую аллилуию, и священные книги –
арестами, казнями и пытками. Старообрядцы после этого окончательно
возненавидели всё, что исходило из рук никониан, а Петр Великий в их глазах
обратился в настоящего антихриста. Поэтому, когда этот антихрист стал
вмешиваться и в самую организацию церковной общины, когда выборные священники
стали заменяться ставленниками антихриста, тогда началось бегство старообрядцев
в леса и на Дон, и на Яик, и в румынию, и куда попалол – только бы спастись от
проклятого русского насилия над религиозною совестью.
Такова вкратце несложная философия истории
старообрядчества. И за свое стремление сохранить свободу своего религиозного
быта старообрядцы платились и каторгою и даже жизнью. А их храмы и скиты
подвергались облавам, поруганиям и разграблениям. Так было всегда, вплоть до
революции. Таково было преступление. А наказание наступило в виде организации
«Живой церкви», которая своими клеветами арестовала всех честных архиереев и
разграбила свои православные храмы. Старообрядцы справедливо говорят, что отцы
разрушили чужие храмы, а дети разрушили храмы своих отцов. – Так насилие
никогда не остается безнаказанным! А двухвековые страдания старообрядце
останутся навеки украшением русской народной истории, истории борьбы духа
против грубой силы.
VI. Великое горе старообрядцев.
Насколько красива и достойна всякого удивления и
подражания внешняя сторона старообрядчества в его отношениях к никонианской
церковной и гражданской властям, настолько грустно говорить о внутренней его
истории.
Там была героическая борьба с неправдою; внутри –
происходило почти непрерывное дробление на отдельные секты. Это дробление было
почти неизбежно, ввиду наглого гонения на старообрядцев с различных сторон; и
тем не менее, по поводу этого дробления можно только горько плакать, ибо сила
старообрядчества вследствие этих разделений потерпела, конечно, значительный
ущерб. Разделение старообрядцев произошло главным образом из-за того, что они
мало-помалу лишились своей иерархии. Вследствие этого явились беспоповцы,
которые решили, что за отсутствием честных законных епископов нужно обходиться
без попов вообще. Другая часть старообрядцев, ссылаясь на примеры церковной
истории, стала принимать к себе священников от Греко-Российской Церкви вторым
чином. Эти старообрядцы все время стремились иметь у себя «своего» епископа, но
так и не нашли никого, кто пошел бы к ним. Так продолжалось около 100 лет,
когда явилось так называемое единоверие, когда многие старообрядцы признали
иерархию Греко-Российской Церкви, но решительно отвергли зависимость от мирских
чиновников, начиная с обер-прокурора «святейшего» Синода. Это единоверие
канонически было вполне приемлемо, но старообрядцы были до того напуганы
разными гонениями, в такое степени не верили господствующей иерархии, что в
единоверие пошли десятки, а сотни остались непримиримыми старообрядцами. В
середине XIX века этим старообрядцам путем очень сложным и
канонически очень спорным удалось достать епископа, от которого получила начало
Белокриницкая старообрядческая иерархия. Но эта белокриницкая иерархия получила
начало от такого спорного источника, что даже и сами многие старообрядцы
предпочли остаться с «беглыми» попами, чем принять Белокриницкую иерархию. –
Так образовались четыре главные группы старообрядцев: беспоповцы, единоверцы,
белокриницкие и беглопоповцы, имеющие еще свои разделения.
Разумеется, это великое горе старообрядчества. И
разумеется, нужно это горе как можно скорее изжить, и эту кровоточащую язву
скорее залечить, чтобы старообрядчество общими силами могло помочь восстановлению
общерусской жизни. Но как это сделать? Вся историческая нравственная правда, конечно, на стороне
старообрядчества в его целом, но канонически – формальная правда остается на
стороне бывшей «господствующей» иерархии, конечно, не живо-церковной... Какая сила
может воссоединить эти разрозненные насилием группы верующих? На которой
стороне правда Божия? Где подлинная Христова Церковь? – Там, где Его подлинная
любовь, где чувствуется дыхание Духа Божия. И воистину – не человеческими
усилиями, но благодатью всеосвящающего Духа Божия обиженные могут забыть свои
обиды, а обидчики перевоспитаются настолько, чтобы не господствовать над
наследием Божиим, а лишь смиренно пасти стадо Христово.
Вот и нужно умолить Господа, чтобы Он совершил чудо
и восстановил параличные части Русской Церкви и объединил их – да будет на Руси
единая Святая Соборная Церковь, включающая в себя и старообрядчество и всю
здоровую часть новообрядчества.
VII. Старообрядчество после падения царизма.
После февральской революции первая моя печальная
статья была о старообрядчестве. Эта статья была мною написана в вагоне 6-7
марта
1917 г. и была напечатана в
ближайшем номере «Русских Ведомостей». (В этой статье я писал, что с падением
петербургского полицейского режима пала главная стена, отделявшая старообрядчество
от господствующей Церкви. К
1917 г. уже определилось, что
император Николай лично не желает созыва Церковного Собора и предпочитает
общество Распутина и распутинских прихвостней всякому «Собору» честных людей. И
вот этот враг руской соборности сошел с дороги... Дорога оказалась свободною.)
В доказательство искренности своих чувств 31 мая
1917
г. я посетил Московское Рогожское кладбище во время старообрядческого
Собора и умолял епископов старообрядческих принять все меры к воссоединению с
православием. Но двухвековое разделение и человеческие страсти сделали свое
дело. На Рогожском кладбище я был встречен очень хорошо немногими и очень сухо
остальными; зато «господствующая иерархия» называла меня преступником за мои
речи у старообрядцев.
Московский «православный» Собор
1917
г. в историю старообрядчества ни одного слова не прибавил. Но во время
собора в ноябре
1917 г. в старообрядческом журнале
«Слово Церкви» была напечатана моя статья о том, что объединение
старообрядчества с православием необходимо, но оно возможно не на основании
буквы канонов, а на основании их духа христианской любви. Я писал, что
православная иерархия должна выйти из Кремля на Красную площадь, а
старообрядческая иерархия должна придти на Красную площадь с Рогожского кладбища
и при встрече должны друг другу поклониться в ноги и испросить друг у друга
прощение во взаимных обидах. Эту статью на православном соборе обсуждали со
всех сторон, но ни к какому определенному решению не пришли. Отсюда ясный
вывод, что ничего антицерковного, антиканонического в моих взглядах нет.
Теперь, после всех слов, столь многочисленных, относительно объединения и
примирения, нужно святое дело. Кому Господь благословит потрудиться на этом
деле, кто заслужит у Господа эту милость – это известно одному Богу, а мы
должны только непрестанно молиться, да изведет Господь делателей на жатву Свою.
А жатвы очень много, ибо покрыла нас, русских людей, ныне подлинная тьма.
Недавно я видел одного старого
протоиерея-благочинного. Он, видите ли, не согласен с мошенничеством «Живой
церкви», но не согласен и с «ошибками» патриарха Тихона («уж больно, – говорит,
– их много: каждый месяц по ошибке!») и в отчаянии воскликнул: «Какому же богу
нам теперь молиться?» – Бедненький: Христа-то забыл! Всю жизнь молился на идолов,
а когда идолов не стало, душа у отца благочинного оказалась пустою.
Да, да – жатвы много, делателей мало!
VIII. Беглопоповцы в октябре-ноябре 1917 года.
Мое знакомство с беглопоповцами в Москве осенью
1917
г. началось с того, что нижегородский монах из беглопоповцев, Иероним,
пригласил меня на обед к председателю беглопоповского Братства Льву
Александровичу Молехонову. Я с удовольствием принял это приглашение, угадывая,
что это будет трапеза веры и любви. Я не обманулся? За обедом мы два-три часа проговорили о
возможности для меня быть епископом у беглопоповского Братства. Через две-три
недели повторилось приглашение и обед, с тою разницею, что на этот обед были
приглашены предстаители беглопоповства из всей центральной России: Тулы,
Калуги, Брянска, Поволжья. Обсуждали вопрос опять о возможности для меня быть
«беглым» епископом. Конечно, мне было предложено «перемазывание», то есть
принятие меня в беглопоповство в Братство «вторым чином». Но я, конечно,
решительно отказался от всякого «перемазывания». Я сказал, что я православный
епископ и ни в каких ересях не состоял, и потому и не могу отказываться от
какой-либо ереси. Вместо этого кощунственного отказа моего от православия, я
предложил такой чиноприем: я вхожу в храм беглопоповский, как странник, в
подряснике, полумантии и в клобуке, с посохом. При входе верующая братия меня
спрашивает: «Ты кто еси и почто пришел еси семо?» – Ответ мой: «Аз есмь епископ
Единыя Святыя Соборныя Апостольския Церкви». – Вопрос: «Како веруеши?» – Ответ:
«Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя...» и пр. И так далее – весь чин
архиерейской присяги по Большому Потребнику патриарха Иосифа. После этого вся
братия обращается к епископу со словами: «Святитель Церкви Христовой, аще тако
веруеши, сотвори милость и будь епископом нашим и сотвори молитву с нами и
принеси на алтаре нашем жертву Господу о
всех и за вся». После согласия епископа он облачается в мантию, получает от
братии жезл, идет ко св. вратам и просит у братии обычное прощение и начинает
литургию по чину.
К моей великой радости этот чиноприем, мною
составленный, на другой день был принят всем собранием приехавших гостей. Но
вместе с тем они категорически потребовали от меня полного отделения от патр.
Тихона. Я услыхал от одного из присутствующих следующие слова: «Мы верим вам, и
не знаем патр. Тихона, и не верим ему; он при перемене обстоятельств снова
войдет в контакт с кем угодно».
Я был не подготовлен к такому обороту дела и
отказался от этого неканонического поступка. Но, к моему удивлению, я был
вызван еще раз на другой день к Л.А. Молехонову и мне предложили такую
комбинацию, чтобы я пришел к старообрядцам по составленному мною и принятому
ими чину, и лишь с благословения моего духовника, но без ведома патр. Тихона.
Вместе с тем они просили меня, чтобы я хотя бы сам себя помазал драгоценным для
них патриаршим дониконовским миром. Я просил разрешения переговорить с моим
духовником, который был моим руководителем с 2 декабря 1895 года (архиеп.
Антонием Харьковским). А мой духовник, исполнив свои канонические обязанности, радостно
благословил меня на подвиг служения старообрядчеству и на (исполнение)
вышеизложенных просьб его представителей. Это его решение было передано Л.А.
Молехонову, а там началось бегство из Москвы всех, кому можно было убежать, и
вскоре мой отъезд в Уфу. Потом последовало восстание чехов на Волге, а потом
мое четырехлетнее сидение по тюрьмам за защиту отделения Церкви от государства.
За это время в Москве образовалась «Живая церковь», и беглопоповцы взяли себе
епископа из «Живой церкви». По моему мнению это большая ошибка, ибо к
живоцерковникам совсем нельзя иметь доверия, и они среди старообрядцев могут
произвести только соблазн и разделение и не могут умирить страждущие души.
IX. Епископ Иннокентий Нижегородский и Ф.Е. Мельников.
К числу самых интересных моих закомых относятся,
несомненно, эти два старообрядца: Нижегородский епископ Иннокентий и
писатель-публицист Федор Евфимович Мельников. С первым я познакомился в июле
1917
г., на единоверческом съезде в нижнем Новгороде; со вторым – в Томске в
1918 году во время Томского соборного Совещания. Знакомство с ними дало мне возможность проверит все мои
взгляды на старообрядчество и на возможность объединения православных со
старообрядцами. В знакомстве с еп. Иннокентием произошло у меня даже нечто
мистическое. Буквально в один час мы решили идти друг к другу навстречу, не
будучи еще знакомыми. Когда же познакомились, то оказались оба удивительными
единомышленниками. Еп. Иннокентий все время говорил, что объединение
разрозненных частей единой св. Церкви есть дело благодати Божией и дело
искренней молитвы. Личные усилия и одни словесные состязания ни к чему не
приведут; тому доказательство – вся деятельность миссионеров, которые не только
никого не объединили, а только разъединяли и озлобляли.
«Поэтому, – говорил еп. Иннокентий, – допустим, что
вот мы с вами сговоримся и признаем друг друга в сущем сане – из этого ничего
не выйдет, ибо ни православные, ни старообрядцы нас не поймут, а только нас
осудят, и мы останемся одни, нужно прежде всего идти в народ и уничтожить
народные предрассудки». На этом мы и расстались с еп. Иннокентием, дав взаимно
друг другу обещание употребить все меры к тому, чтобы встретиться при лучших
обстоятельствах.
С Ф.Е. Мельниковым мы встретились в доме одного
Томского благочестивого старообрядца и проговорили весь вечер и всю ночь, а в
четыре часа утра пошли вместе в ближайший храм, который оказался
единоверческий. И вот 14 ноября, на день св. Филиппа в Томском единоверческом
храме рядом молились православный епископ и умнейший старообрядческий публицист
Ф.Е. Мельников. Впоследствии я видел его молящимся в Крестовой церкви Омского
архиерейского дома. Вообще нужно отдать справедливость, что сознательные
старообрядцы относятся к церковному объединению гораздо терпимее, чем их
старообрядческие начетчики и наши
православные гордецы, которые самоуверенно думают, что они обладают всякою
истиною, а все с ними не согласные – это люди погибшие. Этот смертный грех
гордыни и мешает объединению православных со старообрядцами и мешает
практическому осуществлению в жизни христианской истины.
Отвлеченное знание христианской истины эти гордецы
считают для себя вполне достаточным подвигом, нисколько не считаясь с
необходимостью осуществить эту истину в жизни и сделать ее христианскою
жизненною правдою. Между тем это недомыслие делает христианскую истину
бесплодною для жизни и заставляет наиболее деятельные и ревностные натуры
уходить из Церкви и довольствоваться сектантскими общинами. Всё это должно быть
прекращено и такие крупные старообрядческие деятели, как еп. Иннокентий и Ф.Е.
Мельников, должны помочь осуществлению в жизни христианских идеалов и
воцерковлению русского народа.
X. Правда старообрядчества и конец раскола
старообрядчества.
Исторические заслуги старообрядчества перед
церковным и русским народом огромны. Таковы они в прошедшем и еще более так
называемое старообрядчество может сделать доброго в будущем. Но и православные
и старообрядцы должны помнить, что старообрядчество есть
религиозно-културно-бытовое, а не только узко обрядовое явление. Что это не
преувеличение, а историческая правда, мы можем привести достоверные
доказательства:
1) Старообрядцы, защищая чистоту Евангельского
христианства, восстали против самовластия иерархии в лице патр. Никона, и
охранили тем чистоту русского Православия.
2) Старообрядцы во всей своей жизни стремились
осуществить подлинную свободу духа, социальное равенство и церковное братство;
и в этом отношении старообрядческий приход является образцом христианской
общины.
3) Старообрядцы выработали великолепную формулу
отношения к церковным обрядам. Они говорят, что обряды – это драгоценный сосуд,
который сохраняет в себе церковные чувства. Неуважение к церковным обрядам и
вообще к церковному быту породило у господствующей церкви полную
недисциплинированность и повлекло за собою полную гибель церковной общины.
4) Старообрядцы донесли до наших дней светлый
идеал пастыря – отца прихода и молитвенника, и руководителя общественной
совести. У старообрядца никогда не было поговорки: «что ни поп, то батька»,
которая в корне подрывала церковную жизнь в приходах господствующей церкви. Для
старообрядца проходской пастырь – непременно выборный, это, действительно,
свеча, поставленная перед престолом Божиим.
5) Энергично протестуя против горделивых
папистических притязаний иерархии, старообрядцы никогда не переставали
протестовать и против насилий над совестью со стороны царской гражданской
власти, и когда петербургский режим стал гнуть в бараний рог церковную общину,
старообрядцы употребили все силы, чтобы сохранить себе свободу
церковно-общинного самоопределения и эту свободу у себя осуществили, в то время
как «господствующая» иерархия сама собственными руками копала яму и церковной
общине, и себе.
Такова правда старообрядчества – ясная, бесспорная и
светлая. Один лишь пункт в организации старообрядчества является спорным –
каноническое достоинство белокриницкой и беглопоповской иерархии. Нельзя не
оплакивать того обстоятельства, что белокриницкая иерархия получила свое начало
не из безукоризненного в каноническом отношении источника, а устройство иерархии
беглопоповской еще менее удовлетворительно. Разумеется, белокриницкая иерархия
канонически стоит несравненно выше живо-церковных епископов, явно бесчестных,
явно арианствующих и явно отвергающих самое существо церковной жизни; но грех
одних не может быть извинением других.
И вот теперь нужно умолить Господа, чтобы Он послал
каплю благодати Своей для всех, кто болеет церковными болезнями, и умудрил их
воссоединить старообрядчество со вселенскою Церковью.
Нужно сохранить всю правду старообрядчества, но
кроме того, нужно утвердить её на бесспорных канонических основаниях.
Раскол старообрядчества, изобретенный
цезарепапистами XVII века и утвержденный кровбю мучеников
старообрядческих, должен отойти в область истории. Этому «расколу» более нет
места и нет основания и оправдания.
Фотография
взята с сайта http://www.katakomb.ru/7/Andre.html
