Поморские ответы - Авраамий Палицын – Нашествие на Русь: самозванцы в Кремле

«И разделишася на двое вси человецы…»

Часть 2. Нашествие на Русь: самозванцы в Кремле

II. Гражданская война

«Кто же объяснит те беды, которые содеялись с Россией?» С помощью Бога Гришка Отрепьев был убит, но появился новый, «прежним обычаем нареченный ложный царь Димитрий». А.Палицын пишет, что самозванец был «попов сын Матюшка Веревкин», из Северских городов родом; по другим источникам он был сыном стародубского стрельца; по третьим – сыном князя Курбского. Авторитетные источники говорят, что Лжедмитрий II был евреем-выкрестом родом из города Шклова и входил в свиту Лжедмитрия I.

А в народе бродили слухи о «чудесном спасении» «царевича-Димитрия», т.е. Лжедмитрия I. Слухи эти распространяли противники законной царской власти, а инспирированы они были поляками.

* * * * * * *

Лжедмитрий II впервые объявился в 1607 году в белорусском местечке Пропойске, был схвачен и отправлен в город Стародуб. Оттуда он, подобно предшественнику, стал распускать слухи о своем царском происхождении. В результате такой «информационной подготовки» Стародуб стал местом сосредоточения антироссийских сил, состоящих из поляков, южнорусских дворян, казаков и остатков разбитого мятежного войска Болотникова. 10 сентября 1607 г. войско под предводительством пана Меховецкого числом в 3000 солдат покинуло Стародуб и направилось к осажденной царскими войсками Туле, чтобы соединиться с мятежниками Ивана Болотникова. Однако пока оно шло, царские войска разбили остатки армии Болотникова.

Осенью войско самозванца перешло под командование польских князей, и в него влились большие рати запорожских и донских казаков, которых привел Иван Заруцкий – «лютый сердцем и нравом лукавый» атаман, сам родом с Западной Руси. К концу весны 1608 года антироссийское войско составляло уже 27 тыс. человек. Общее военное командование осуществлял гетман Рожинский. После жестоких боев в начале июня польско-казацкое войско подступило к Москве, однако Москву оно взять не смогло.

Запорожские казаки. XVII в.

Двоевластие: столица «тушинского вора»

Польско-казацкие отряды обосновались лагерем у села Тушино под Москвой. С лета 1608 года там существовал военно-политический центр «тушинского вора» Лжедмитрия II. Василий Шуйский пробовал договориться с польскими послами о прекращении всей авантюры, но ему это не удалось. Напротив, войско Лжедмитрия продолжало пополняться поляками. Антироссийские силы планировали осуществить блокаду Москвы и довести ее голодом до сдачи.

Первоначальные палатки и землянки в лагере постепенно были заменены на добротные постройки: для этого окрестные поселения обложили повинностью по поставке в Тушино срубов. Довольно быстро вокруг военного лагеря в Тушине образовался целый город – новая столица, где одних польских торговцев было до трех тысяч; туда же ездили и купцы из Москвы.

В смутное время (Лагерь самозванца). Худ. С.В. Иванов. 1908

Вероятно, коммерческий бизнес мало отличается от «бизнеса» политического, т.к. сразу же с появлением самозванца в Тушине начался массовый переход московской знати под фактический патронат поляков: перешли князья Сицкий, Черкасский, Бутурлин, Салтыков, Звенигородский, Трубецкие и Засекины и другие представители древних родов. Из них была составлена тушинская боярская дума, фактическим руководителем которой стал Салтыков.

По образцу Москвы был организован тушинский двор и правительство. Были учреждены приказы, во главе которых поставлены перебежавшие из Москвы дьяки.

Дьяк Фёдор Андронов, бывший крупный торговец кожами, а затем думный дьяк и казначей при Шуйском, обвиненный им в злоупотреблениях, был назначен самозванцем главой приказа Большой казны и сосредоточил в своих руках всю финансовую власть тушинского правительства. Был там и предводитель запорожских и донских казаков Иван Заруцкий. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» определяет войско «тушинского вора» в 7000 поляков, около 10.000 казаков и «десятки тысяч вооруженного сброда», в какие-то моменты приближаясь к 100.000. По подсчетам С. М. Соловьева, поляков было 18.000, пехоты 2.000, козаков запорожских 13.000, донских 15.000. Поскольку поляки не смогли сыскать достаточно денег для выплаты жалованья, они разделили страну между отрядами на кормления - «приставства» - и принялись обирать население. В 1609 г. Лжедмитрию подчинились Ярославль, Кострома, Владимир, Суздаль, Вологда, Муром, Углич, Галич, Кашин, Псков и другие города — всего 22 города. Казалось, смутная сила одержала победу.

Польско-казацкий лагерь

Предательство

Автор «Истории в память впредъидущим родам» рисует картину полного морального разложения общества, когда «не токмо продаша на сребро отцов и братию, но и главы, паче же и душа своя». РЕЧЬ ШЛА УЖЕ НЕ О НАИВНОЙ ВЕРЕ В СКАЗОЧНОГО ЦАРЯ, А О СОЗНАТЕЛЬНОМ ВЫБОРЕ. Зачастую представители одной и той же семьи служили и в Москве, и в Тушине, что должно было гарантировать семью на случай любого поворота событий. А.Палицын пишет о московских боярах: «Лукаво рассуждали: если Москва будет взята, то отцы наши, и братья, и друзья, оставшиеся там [в Тушине], нас спасут; если мы одолеем, то мы им заступниками будем».

«Царем же играли, как ребенком, и всяк желал получать жалованье сверх меры». «Многие из целовавших крест в Москве, целовали крест и в Тушине, и, жалованье у врага получая, снова в Москву возвращались и там болши прежнего почесть и дары и имения восприимаху». И многие, мятущиеся между врагами и Российским государством, проделывали это не раз и не два, а пять и десять раз». Такие получили прозвище «тушинских перелётов».

Если в Тушине недоставало пороха, лекарства или продовольствия, то изменники охотно торговали ими, получая большую прибыль и не желая понимать того, что «тысящу человек погубят тем зелием единокровных братий своих».

Извлекая огромные выгоды из торговли, перебежчики смущали москвичей «кривыми» новостями и наводили «ужас сердца», «с воздыханиями бесовскими сладкое горьким нарекали, а горькое – сладким; тьму светом, а свет – тьмою, и так развращали народ разрушая правду и веру».

«Повсеместно зло излилось. В трудное время один остается с терпящими беды и напасти, другой же отскачет в покой телесный, во вражье рабство и, составляя ложные письма, посылает их на соблазн тем, кто не предал, рассказывая о себе, якобы, пребывающем в великой чести, и получившем многие дары и имения. Многие этому не верили и плевались, а иные поверили и перебегали. И не только письмами, но и на поле брани друг друга обольщали. И не только простые люди, но и разумные, словно от ангельского полка в демоны переложились – кто ради высшего чина, кто, из невольных, ради свободы. Сильные разумом повергались в прах, и никто из них не смел говорить.

Те, кто ведали правду об изменниках и их замыслах на пользу полякам, не сообщали о них царю или вельможам. А тех, кто извещал, называли «клеветниками и щепотниками». Царь Василий без разбора казнил и виновных, и невинных. «И в заслуги возводилось не дело, а пустословье. Вот и сбылось пророчество Апостольское: «Имеющие разум, но не применившие его Господа ради, станут неискусным умом творить неподобное». Многие у царя творили такое, что ни описать, ни рассказать».

Многие из первых лиц государства (например, Михаил Салтыков), переметнувшихся в Тушино, позднее поддержали коллаборационистскую «семибоярщину» и польскую оккупацию Москвы.

Ужасы гражданской войны: «и пойдет брат на брата…»

Худ. Юлиуш Коссак. Польское войско

То, что принято называть в истории «русско-польской войной 1605 (1609) – 1618 гг.», по сути, являлось гражданской войной, целью которой было свержение законного монарха оппозиционными силами и переход власти в руки марионеточного правительства при поддержке внешних сил. Планировалась оккупация России Речью Посполитой. И если одна часть населения, включая его самых знатных представителей, шла на поклон к иноземцам и сдавала города, другая яростно, героически сопротивлялась. Верными Москве оставались Коломна, Переяславль-Рязанский, Смоленск, Нижний Новгород, Казань, уральские и сибирские города. От «тушинского вора» в 1608 г. «отложились» Кинешма, Кострома, Галич, Тотьма, Вологда, Белоозеро, Устюжна Железнопольская, а вслед за ними Великий Устюг, Вятка, Пермь и другие северо-западные города и села. «Вологодские и поморские мужики» одержали решающие победы над врагом на северо-западе страны.

Авраамий пишет, что сами москвичи совершили грех сознательно в «содружничестве с антихристовыми проповедниками, поляками и лютеранами», чем возвели себя «на посмешище у всех народов». «И, слыша о том, как враги разоряют города, не рыдали, не бежали от них, словно от рычащих зверей, словно от горящих печей, а сами открывали им свои дома. Думали – далеко беда, и пройдет мимо. И что только не претерпели мы! Какое зло, какая беда не спустились на нас! Какая напасть не накрыла нас! И погрузились все просторы русские из благолепоты в пустоту».

* * * * * * *

Нелицеприятная для русской официальной историографии картина возникает из описания Авраамием той части русского народа, которая в поисках выгоды служила захватчикам и действовала вопреки национальным интересам. «Придут поляки к непроходимым местам в лесах и на реках и на топях и на болотах – и остановятся, и не знают, что делать и как выбраться оттуда. А изменники, ругая их и обзывая недоброхотно тушинского царя, однако, помогали им – строили быстро мосты и переправы, и провожали по безопасной тропинке через лес в нужное место. Поляков и литвы сотни две или три, а русских изменников – десятикратно больше. И в тех непроходимых местах можно было и малой частью русского войска всех иноземцев смерти предать, но такого в голову изменникам не приходило. Кто же такому безумию не посмеется? В бою прежде всего головы слагали русские изменники. Поляки же и Литва, вооруженные, стояли бездельно и смелись безумству их и междоусобию.

Худ. Юрий Каштанов. Польская Шляхта в русской деревне.

А как делить добычу в городах и селах, тогда поляки все лучшее у изменников отнимали. Изменники же, хоть и было их во много раз больше, не перечили и всякое насилие от них радостно принимали. Плененных красных женщин, и девушек и юношей поляки не только у худейших изменников, но и у начальствующих отнимали. А своих жен и детей, братьев и сестер, от иноземцев спасая, не могли изменники иначе выручить, кроме как за большую цену; искупали их по великой дружбе и за большую мзду. А поляки смеялись над ними.

Сами же изменники, беря выкуп, не отдавали людей, а назначали другую цену. А иногда, отдав пленников за деньги, на пути следования снова отбирали их с оружием. И сами же смеялись над такими выходками.

Гнев же Божий праведно спустился на них: многие женщины и девицы не хотели разлучаться с беззаконниками [иноземными], укрывались от выкупа, а будучи выкуплены, сбегали к полякам обратно. Иные женщины вешались на шею беззаконникам, и, жалуясь на мужей, вопили «Ох! Ох! Горе мне!»; и очаровывали их восхвалениями, юностью, и красотой тела так, что те сжигали сердца».

* * * * * * *

«Как жестоки были изменники в отношении к своим братьям православным христианам!» Много зла принесли русским людям польские захватчики. Но в той войне «изменники» и казаки зверствовали хуже иноземцев. ОНИ ВЕЛИ СЕБЯ, КАК ПАЛАЧИ, КАК ВЕДУТ СЕБЯ ВЫСЛУЖИВАЮЩИЕСЯ ПРЕДАТЕЛИ ВО ВСЕ ВЕКА.

С отвращением и ужасом описывает А.Палицын поведение «оппозиционных сил». «Если в ходе брани был пленен добрый воин, за истину стоящий, он получал милость от поляков и литовцев и сохранялся от смерти; но если случалось кому попасть в руки русских изменников, то на него, как на люта зверя, нападали во всеоружии и люто разрубали на части. Поляки и литва, видя такое зломучительство и пытки, творимые своим своими же единоверцами, дивились окаянной вражьей жестокости и, сердцем содрогаясь, отбегали прочь. Умные же из них, омываясь теплыми слезами, друг другу говорили: глядите, браться, что эти русаки друг другу делают? Что же нам-то будет от них? И называли их злейшими бесами. А изменники-казаки милостивых поляков и литовцев называли «худяками и женками».

Никанор Тютрюмов "Портрет патриарха Филарета (Романов-Юрьев Феодор Никитич)"

Каждый год нападали на Русь татары с юга «для поживы», но изменники «перестали обращать внимание на них», и, хоть и не помогали им, но «радовались расточению братии своей». Все ранее умилостивленные царем Борисом Годуновым и Шуйским союзники из татар – сын нагайского князя Уруса Петр и касимовский хан – перешли на сторону поляков и их поддерживали. Они сжигали и оскверняли церкви, расхищали драгоценное имущество и реликвии, пытали монахов, чтобы узнать, где спрятаны сокровища. Иноков превращали в рабов, инокинь – в «блудниц» и рабынь, убирающих навоз за их конями и «моющих их грязные порты». «Старые и святолепные мужи валялись у них в ногах, как сиротки, и повелевали им срамные песни петь, скакать и плясать».

Вся природа восстала на безумных людей: в города и села пришли дикие звери и прилетели птицы на «великую пищу из трупов человеческих», а в головах непогребенных тел «птицы вили гнезда», и появились горы из могил «побиенных за правду ратовавших».

«Великие бои» той гражданской войны шли «от Тулы в Калугу, и под Кромами, и под Каширою, и под Орлом, и под Новгородом, и во многих местах. И укрывались люди в дебри непроходимые, и в чащи темные лесов, и в пещеры недоступные, и в воде между кустов, и обращались с плачем к Создателю, чтобы послал ночь. Но ни в ночь, ни в день бегающим не было ни покоя, ни места чтобы укрыться. И вместо луны многочисленные пожары освещали ночью поля и леса. Людей боялись больше, чем зверей. А злодеи оставили охоту на зверей и стали охотиться с собаками на своих братьев. Звери убивают плоть, а эти приносят смерть и душевную, и телесную. Нигде Христиане и земледельцы бегающие не могли жить спокойно – везде из ям нападало зверье. Так и изменники с казаками - взламывали жилища, чтобы отыскать людей и забрать имущество, а если найдут кого живыми, втаптывают в грязь и сбрасывают в воду».

Худ Валерий Рябовол. Смутное время. Беженцы

Палицын с болью описывает «немилосердные мучения», которые претерпели люди от «еретиков». Некоторые, не выдержав, перешли на сторону изменников. Тех, кто не покорился, «по всей земле, всякого чина и возраста, сбрасывали с высоких городских домов и с крутых берегов, расстреливали из луков и самопалов, разламывали им на полу голени, отнимали детей и на глазах родителей бросали поджаривали на огне; младенцев отнимали от материнской груди и разбивали о землю, о пороги, о камни и углы, накалывали на копья и сабли и так носили так перед родителями. Женщин и девушек забирали на потеху, и многие умирали от мучений. Другие же, дабы не попасть в руки мучителей, сами смерть принимали, бросаясь в воду с берегов и с мостов. Матери душили детей, чтобы избавить их от голода и жажды… Словно звери, жили в пещерах, терпели холод и дождь, мороз и ветер». Мучения, жестокость, нечестивый блуд и беззаконие воцарились по всей земле русской.

Дума о Церкви

«Разорение святым Божиим церквам» пришло вместе с врагами и предателями православия «ратуще нас». На фоне бесовских игрищ и песен у мятежников шло повсеместное осквернение православных святынь: иконы использовались на дрова и хозяйственные нужды, из церковных сосудов пили и ели, ризами покрывали коней, а церковные хоругви носили в качестве знамен. «Попустил такое зло Господь за блуд и пьянство, ибо написано: «добро сие приятно Богу как украшение святых церквей и честных икон, но не от лихоимства, не от неправды, не от взяток, не от гордости. Потому что, писано: вы есть храм Бога живого.

Как говорил Иоанн Златоуст, «ХРАМ - ЭТО НЕ КАМЕННЫЕ ИЛИ ДЕРЕВЯННЫЕ СТЕНЫ, А НАРОД В ВЕРЕ». Кто же есть храм Божий – не мы ли сами? Как говорил Апостол, «лучше бы им совсем не познать свет, чем, познавши, держаться тьмы».

Далее А.Палицын размышляет, как вести себя в отношении иноземцев: «И еще от Апостола: «Если кто из иноверных призывает есть с ним, пусть тот ест во славу Божию, у кого есть разум; а если нет разума, – то не ешьте, потому что добра не будет, да еще и другие соблазнятся. А если какой-нибудь блудник, или прелюбодей, или вор, или разбойник, или пьяница, или лихоиматель, то есть грабитель и обманщик, - с таковыми не ешьте».

«Но сами себе мы бываем хуже иноземцев. По сей день многие живем в скверне лихоимства, и думаем о кабаках; и граблением и обманом строим Божии церкви, вешаем прекрасные образа и отливаем великие колокола, да славимся их гласом. Только выше этого гласа восходит к Богу Саваофу глас бедных и нищих, терпящих обиды от нас, да неправедно осужденных <…>

И ДУМАЕТСЯ, ЧТО НЕПРАВЕДНОЕ ИМЕНИЕ, ДАННОЕ ЦЕРКВАМ, НЕ УКРАШАЕТ, А РАЗОРЯЕТ ИХ, И НЕ ЯВЛЕНО ЛИ НАМ ВСЕМ ПРАВЕДНОЕ НАКАЗАНИЕ, БЫСТРОЕ И ГНЕВНОЕ, ОТ БОГА ЗА ВСЕ ЗЛО, СОТВОРЕННОЕ НАМИ, И ЗА КРЕСТНЫЕ ЦЕЛОВАНИЯ – ПЕРВОЕ БОРИСУ, ПОТОМ – ЗА БЕЗУМНОЕ ЦРЕСТНОЕ ЦЕЛОВАНИЕ РАССТРИГЕ И СЕРДОМИРСКОМУ, И ПОТОМ БЛАГОЧЕСТИВОМУ ЦАРЮ ВАСИЛИЮ ИВАНОВИЧУ ШУЙСКОМУ?

Все преступили: и за дружелюбство с разбойниками, с поляками, с казаками, с грабителями, власти ради и богатства отдали сами себя на погубление.

* * * * * * *

Где осталась истина, если не в оскверненных святых церквах и Божиих образах, если не в вере крепко стоящих и не впустивших врагов Божиих и еретиков? Где иноки, цветущие многолетними сединами, и инокини, украшенные добродетелями Христовы невесты?

Где всякое благолепие Российское? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием?

Где народ общий христианский? Не все ли скончались горькими и лютыми смертями?

Где бесчисленное множество трудолюбивых чад Христовых в городах и селах? Не все ли пострадали немилосердно и уведены в плен были? Не пощадили престарелых, не устыдились седин многолетных старцев, и даже грудные младенцы испили всю яростную чашу гнева Божия.

О ВЫ, НЕНАСЫТНЫЕ В НАЖИВЕ И ВЗРАСТИВШИЕ ЗЛО! ЗАПОМНИМ ЖЕ ВСЕ ЭТО, И, ОТВЕРНУВШИСЬ ОТ ЗЛЫХ, НАУЧИМСЯ ТВОРИТЬ ДОБРО.

Видим общую погибель смертную и избежим сего. Да не постигнет нас лютая смерть, и не лишимся жизни, уступив злу, и не дадим греху торжествовать над вечным !

* * * * * * *

Печальная участь постигла и архиереев, стоящих в правде, многих «водили их в узах». Тверской архиепископ Феоктист был схвачен и «обесчестен», и убит «во многих муках» при попытке к бегству на пути к «Царствующему граду». Епископ Суздальский Галактион также скончался «во изгнании». А епископа Коломенского Иосифа привязали к пушке и возили по городам для устрашения.

Ростовский Митрополит Филарет, «разумный в делах и в словах», был захвачен тушинцами при взятии Ростова в октябре 1608 года. Босой, в одной рубахе, он был привезён в Тушино, опозоренным – на дровнях, привязанным к распутной женщине. «Ругающиеся» накрыли его «языческими ризами» и «татарской шапкой», а ноги обули в сандалии.

Однако позор был забыт после того, как Лжедмитрий осыпал его милостями и назначил патриархом. Филарет Романов, отец будущего царя Михаила Фёдоровича, начал совершать богослужения в качестве патриарха и рассылать по областям окружные грамоты. Видя такой пример, в Тушино во множестве устремились представители духовенства.

«Затворились двери милосердия Божия, и, словно мухи, прилетевшие на огонь, погибнут те, кто нападал на Святую Церковь, а иные уже и погибли».

* * * * * * *

Московская власть искала выход из неблагоприятной военно-политической ситуации. 28 февраля 1609 года в Выборге молодой племянник царя Михаил Васильевич Скопин-Шуйский подписал договор со шведским королем Карлом IX, который обещал военную помощь в обмен на Корельский уезд и союз для завоевания Ливонии. В мае 1609 г. Скопин выступил из Новгорода и двинулся к Москве, громя на пути тушинские отряды.

В тушинском вражеском стане не было единства. 27 декабря 1609 года Самозванец бежал в Калугу, где летом 1610 г., после неудачной попытки взять Москву, был в результате конфликта убит начальником собственной стражи – крещеным татарином Петром Урусовым.

Призыв врагов на царство

Осада Смоленска

После того, как Лжедмитрий II выполнил свою миссию, польская экспансия продолжилась в другом формате. Хотя большая часть страны была освобождена от антиправительственных сил к марту 1610 года, в сентябре 1609 года в пределы России вторгся польско-литовский король Сигизмунд III, осадивший Смоленск.

* * * * * * *

В январе 1610 года под Смоленск было направлено посольство русских и поляков из числа тушинцев для призыва на царство королевича Владислава (сына Сигизмунда). Его возглавил Михаил Салтыков, а также Фёдор Андронов и князь Василий Рубец-Масальский. По проекту договора, составленного Салтыковым, королевич Владислав должен был занять после принятия православия Русский престол. В ответ король Сигизмунд предложил послам план конституции, по которой Земский собор и боярская Дума получали права независимой законодательной власти; Дума при этом получала и судебную власть. Тушинские знатные послы приняли условия и присягнули: «Пока Бог нам даст государя Владислава на Московское государство», «служить и прямить и добра хотеть его государеву отцу, нынешнему наияснейшему королю польскому и великому князю литовскому Жигимонту Ивановичу».

Польский Король Сигизмунд III на коне

Весь 1610 год был крайне неблагоприятным для Шуйского. По свидетельству «Нового летописца», «начася же бытии в Москве глад велий, едина четверть ржи продавашеся по седмь рублев, и глада ради мнози с Москвы поидоша в Тушино; прочие же прихождаху к царю Василию глаголющее: доколе можем глада терпети, или хлеб даждь нам, или изыдем из града». Зимой и весной того года было совершено три попытки свержения Шуйского. Участились бунты.

24 июня 1610 войско Шуйского потерпело поражение под Клушиным от армии Сигизмунда. Это окончательно подорвало шаткий авторитет «боярского царя», и при известии об этом событии в Москве произошёл переворот. 17 июля 1610 частью боярства, столичного и провинциального дворянства Василий IV Иоаннович был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи.

Насильственное пострижение Василия Шуйского

Дальнейшая судьба этого незадачливого и непоследовательного монарха была печальной. Поскольку он отказался произносить монашеские обеты, в сентябре 1610 года он был выдан не как монах, а как мирянин, польскому гетману Жолкевскому. Его вместе с братьями Дмитрием и Иваном вывезли в Варшаву, где представили королю Сигизмунду как пленников. Бывший царь умер в заключении в Гостынинском замке под Варшавой.

* * * * * * * *

После низложения Василия Шуйского в июле 1610 года до января 1613 г. власть находилась в руках московского оккупационного правительства – Семибоярщины, куда входили Мстиславский, Воротынский, Трубецкой, Голицын, Лыков-Оболенский, Романов, Шереметев. Эти представители самых знатных русских родов признали Владислава царём. От имени «Владислава Жигимонтовича» даже чеканилась монета. Однако Владислав православия не принимал, в Москву так и не прибыл и венчан на царство не был.

20-21 сентября 1610 г. польские войска вступили в столицу. Но на северо-западе и на востоке многие русские города «сели в осаду» и отказывались присягать Владиславу. Такому патриотическому порыву способствовали грабежи и насилия, совершаемые польско-литовскими отрядами в русских городах и даже в самой Москве. Так, 17 марта 1611 года поляки, приняв спор на рынке в Китай-городе за восстание, «начали сечь в царствующем граде Москве всех православных христиан, потом подожгли Белый-град»; в резне погибло семь тысяч москвичей.

* * * * * * *

Монахов Троице-Сергиева монастыря потрясла весть о разорении Москвы. «Востенавше сердцем», монахи собрали рать во главе с Андреем Федоровичем Палицыным. Затем разослали грамоты по всем российским градам, в которых сообщили, и призвали всех патриотов объединиться для борьбы.