«И разделишася на двое вси человецы…»
Часть 3. «Сказание об осаде Троице-Сергиева
монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах»
II. «И если бы кто и каменное сердце имел, и тот
восплакался бы…»
В осаде
Говоря о героической обороне, обычно историки
предпочитают умалчивать о том, какой ценой, помимо военного искусства и
храбрости, дается неуступчивость. Авраамий Палицын ярко, почти
кинематографично, описывает не только героические подвиги, но и страшные
испытания, которые выпали на долю осажденных.
«И такая теснота была в
обители, что не было места свободного. Многие же люди и скотина остались без
крова, и бездомные тащили всякое дерево и камень на создание прибежищ, потому
что осени время настало, и зима приближалась. И друг друга отталкивали от вещи
брошенной, и, всего потребного не имея, все изнемогали; и жены детей рожали
перед всеми людьми. И невозможно было никому со срамотою своею нигде скрыться.
И всякое богатство не береглось и ворами не кралось, и всякий смерти просил со слезами.
И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти,
восплакался бы».
Худ. Василий Верещагин. «Защитники Троицы»
От многих лишений и тесноты в ноябре в
монастыре началась эпидемия; свирепствовала цинга. Смертным ужасом веет от
картины, нарисованной автором: «И некому было
помочь многим ни жажду утолить, ни в голоде накормить, ни к гнойным струпам
пластырь приложить, ни на бок перевернуть, ни червей отмыть, ни загнать их замерзающий
скот, ни вывести на прохладу, ни поднять, чтобы немного посидели, ни уста
пропарить, ни лица или рук омыть, ни стереть пыли с глаз. Пылью и порохом так
многим немощным глаза и рот заносило, что и узнать их невозможно было.
Имевшие серебро или иные ценные вещи
отдавали их за еду и питье. Просили и услужить, со слезами умоляли. Но всякому
было дело лишь до себя – о прочих и не думали. И если бы не житницы и погреба
дома Чудотворца, то все осажденные умерли бы на второй год осады.
Не одна беда была, не одно зло: снаружи
– меч, а внутри стен всюду – смерть. И не знали, что делать: то ли мертвых
погребать, то ли стeны городские оборонять; то ли с любимыми своими
расставаться, то ли с врагами сечься; то ли очи родителям цeловать, то ли свои
глаза на выкалывание предавать. И те, у кого не было родных, уж от стен городских не отходили,
ожидая смерти от врага, говоря: одна дорога отовсюду - к смерти. И единственное
утешение находили в храбром сражении с врагами, и друг друга на смерть
поощряли, говоря: «Так, господа и братья, родных и друзей похоронили – теперь и
нам туда же идти. А если ныне не умрем за правду и истину, то потом все равно
умрем, но без пользы и не Бога ради».
И таким злом объяты все были; и сперва
по двадцать и по тридцать, и потом по пятьдесят и по сто умирали за один день;
и умножилась смерть в людях, и от дыхания друг друга умирали; и великий храм
Успения Пресвятой Богородицы всякий день мертвыми наполнялся. За копание могил
сперва брали по рублю, потом по два и по три, да и по четыре и по пяти давали,
но уж не было ни кому принимать плату, ни кому копать. И в одну могилу и яму
хоронили по десять и по двадцать, и вдвое больше, и еще больше.
Сорок дней стояла мгла и страшный смрад
от больных людей и умерших животных. И постоянно носили мертвых, а за ними
ходили сонмы плачущих, с утра и до вечера было погребение. И не было ни
покоя, ни сна, ни днем, ни ночью, и не только больным, но и здоровым. Одни
над умирающими плакали, другие над теми, кого несли, а третьи – над теми, кого
погребали. И многие в своих полках, кто где стоял, плакали. И от неспокойного
сна как шальные ходили все.»
Мор свирепствовал до мая месяца. «И преставилось тогда братии старых в обители 297 братов,
а новопостригшихся тогда боле 500. Чин же священнический до конца изнемог от
многого труда с больными и умершими и умирающими. И все иереи скончались, мало
кто из священного чина остался. И воинствующий чин уже начал изнемогать
<…> И всeго в осаде у Живоначальной Троицы умерло старцев,
убито и умерло своею смертью от осадной немощи ратных людей и слуг…
2,125 человeк кромe женского пола и детей, а также маломощных и старых.
Ученики
Святого Сергия Михей, Варфоломей и Наум посылаются к князю Михаилу Васильевичу
за помощью октябрь 1609 г. Неизвестный художник.
Сомнения и измены
Силы были на исходе, а помощь все не приходила, и это поселило
сомнения в сердцах осажденных. «А не зря ли уповаем
на царя Василия? День ото дня ждем помощи, а ее все нет. Неужто все города
российские соблазнились и передались вору, и неоткуда прийти военной помощи?
Всем лишь до себя дело. А что если мы все будем посечены и обезглавлены?»
- спрашивали они себя.
Не все выдерживали тяжестей осадного положения. В
самом монастыре многие от отчаяния предавались пьянству. Вкралась в монастырь и
измена. Автор описывает случаи предательства – во время одной вылазки в июне
1609 г. бежали в лагерь противника двое боярских сыновей и предложили спустить
Верхний пруд в овраг, чтобы тем самым лишить осаждённых воды. Но небольшой
отряд защитников монастыря ночью напал на тушинцев, работавших на плотине
Верхнего пруда, и в короткой схватке перебил их. Перешли к врагам «служка Оска
Селевин» с четырьмя селянами. Были случаи, когда боярские сыны и стрельцы
переходили к врагу. Палицын описывает историю с казначеем Иосифом Девочкиным,
который, помимо того, что подвергал сомнениям чудесную помощь Святых, сеял
уныние и разлад среди сидельцев, собирался перейти на сторону врагов, открыв им
ворота. Девочкина выдал дьякон Гурий Шишкин, поначалу увлеченный им. Говорится
в летописи, что сам воевода Голохвастов проявлял склонность к заговорщикам. Однако
мудрый Иоасаф не стал придавать эту историю широкой огласке, дабы не усугублять
и без того сложную обстановку, предупредив, однако Авраамия Палицына в письме
об этих шатаниях.
Внутреннее недовольство, распространяемое в сложной
ситуации людьми, подобными Девочкину, подстрекательство выливалось в раздоры и
опасные конфликты. Их сдерживал Иоасаф, но и ему приходилось оправдываться
перед царем в ответ на жалобы, которые писали в Москву стрельцы и монастырские
служки. Жаловались они на архимандрита и братию, будто плохо их кормят. Архимандрит
писал царю в оправдание: «Как сели в осаде, все
люди едят троицкий хлеб, а своего у них было мало запасено, и деньги, что кому
пригоже, даем. А как в казне денег не стало, то мы собирали с братии по рублю с
человека, а с иных по полтине: другим, кому надобно, занимаем да даем. Мы
говорили ратным людям: ешьте в трапезе, что братия едят, возьми мое
архимандричье себе, а свое передо мной поставь; но они братские кушанья просят
по кельям, потому что в трапезе ставят перед четверыми столько же, сколько по
кельям пойдет одному: в кельях-то у них жены да дети, а у иных жонки. А нам
смирить себя больше уже не знаем как? Едим с братиею с Филиппова заговенья
сухари с хлебом. В осаде нам теснота и нужда великая: по дрова не выпустят, от
келий кровли, задние сени и чуланы уже пошли на дрова, теперь жжем житницы».
Авраамию в Москву была передана просьба от архимандрита
Иоасафа и старцев, чтобы обратился он к царю за помощью. «Ужасаясь описанному в письме и чуя впереди недоброе,
келарь с мольбой о помощи изложил царю просьбу троицких старцев, надеясь на то,
что царь праведно рассудит и не позволит врагам одолеть дом Чудотворца. Но
скипетроносец, давши слово помочь, дeла не произвел, поскольку столица тогда
была в великой беде.
Старец, боясь, что беда уже содеялась и
монастырь потерял всех защитников, снова и снова обращался к царю, но царь не
ответил на его мольбу: дескать, всегда кровь льется у стен царствующего града». Обратился
келарь к цареву окружению – бесполезно. Умолял помочь патриарха и всю палату
царскую, показывая им письмо из обители и говоря, что еще месяц, и наступит
конец монастырю. «Патриарх со всем священным
собором молили царя о помощи, говоря ему: если будет взята обитель
Преподобного, то и вся страна Российская до самого океана-моря погибнет. Тогда,
конечно, и Москва будет притеснена.
И так, с трудом, на слезы келаря
обратили внимание. И направили в помощь атамана Сухана Останкова, а с ним
казаков 60 человeк, да пороха 20 пудов; а келарь Авраамий отпустил 20 троицких
слуг…».
Под защитой Небесного воинства
Но милостивый Господь не покинул защитников и русскую
землю ни в их героизме, ни в их слабости. Авраамий Палицын, перемежая
реалистическое описание с мистикой, рассказывает об участии Высших сил и
русских святых в защите монастыря.
В разгар мора пономарю Илинарху во снe явился Великий Чудотворец
Никон, говорящий: «Скажи больным людям: сегодня ночью падет снeг, и кто хочет
вылечиться, пусть натирается тeм новопадшим снeгом!» И действительно – наутро выпал
снег, и те, кто поверил в рассказ Илинарха, растерлись снегом и вылечились.
Все Божественные силы помогают защитникам, и
происходят чудеса: слышится «неведомое пение» в церкви Успения Пресвятой
Богородицы, священник Пимен видит над церковью Святой Троицы «столп огнен стоящ
даже до тверди небесныя». Святые подсказывали, предупреждали о возможных атаках
противника и т. д.
Приводит с собой на подмогу русских святых и молится
вместе с ними за спасение монастыря главный защитник Лавры - Преподобный Сергий
Радонежский. Вместе с ним приходят бывшие иноки, покинувшие эту землю, - игумен
Троицкого монастыря Никон, иноки Михей, Варфоломей, Наум. В видении
архимандриту Иоасафу Чудотворец поведал о том, что Божия Матерь продолжает
оберегать обитель.
* *
* * * * *
Особого внимания заслуживает рассказ о
чудесном видении Чудотворца пономарю Илинарху, в котором Авраамий поведал,
как в тот самый момент, когда на защитников пало уныние из-за невозможности
связаться с Москвой и получить помощь, Сергий послал в Москву в дом Пречистой
Богородицы и к московским Чудотворцам за подмогой трех своих учеников: Михeя,
Варфоломeя и Наума. И велел Илинарху рассказать всем об этом – и осажденным, и
врагам, ибо «будет от них защитникам побeда, да и
на Москвe всему граду будет вeдомо о них».
Худ
Михаил Нестеров. «Всадники»
По монастырю о видении стали рассказывать разное.
Тогда в стан противника было специально послано для расспроса посольство,
которому поляки с казаками подтвердили, что три всадника на быстрых, словно
крылатых, конях проскакали невредимыми сквозь посты мимо стражей, и погоня их
не догнала. То же подтвердил и пленный шляхтич.
Сомнения развеялись, когда один больной старец был
излечен Чудотворцем: немощен лежал он в больнице, отвернувшись к стене, и
размышлял о том, насколько правдивы все слухи о гонцах. Тогда некто, придя к
нему, стал упрекать его в сомнениях и в том, что не полагается он на всемогущего,
излечивающего Бога. Пришедший заставил старца повернуться и встать на ноги из
последних сил – и, о чудо! - выздоровел старец! И узнал Чудотворца, явившегося
к нему. Поведал Преподобный Сергий старцу о гонцах и велел рассказать о них
всем. На вопрос, где взял коней для посланников, Св. Сергий поведал, как
превратил в быстрых скакунов слепых меринов, которых конюший Афанасий Ощерин
из-за отсутствия корма выгнал за стены монастыря.
Поведав это, повелел инокам держать свое обещание и
крепко стоять в вере, а уж изменникам, сказал он, воздастся по заслугам: «И под стeнами града обители моей всeх врагов пришедших
потреблю, нечисто же в обители сей и двоемысленно живущих погублю и с осквернившимися
управлю».
* * * * * * *
Врагам русские святые посылали грозные предупреждения
и страшные знамения. Вот в ночь перед третьим приступом видят литовцы большую
звезду, упавшую с небес на обитель и рассыпавшую огненные искры по всему
монастырю. Пророчество, данное Сергием Радонежским гетману, командующему
войсками, гласит: «Мольбу на вас, злодеев, сотворю вышнему Царю, и во веки
осуждены будете мучиться в геонских муках».
Все ангельское воинство ополчилось на
осаждавших: после того, как враги повредили во время пушечного обстрела образ
архистратига Михаила, он явился архимандриту, «лицо
же его, как свет, сияло, в руке своей он держал скипетр и говорил противникам:
«О враги лютеране! Вот ваша, беззаконники, дерзость и до моего образа дошла.
Всесильный же бог воздаст вам вскоре отмщение». И это сказав, святой стал
невидим.
Архимандрит же поведал об этом видении
всей братии. И облеклись они в священные ризы и пели молебны всесильному богу и
архистратигу Михаилу, на небо взирали и взывали: «Господи, спаси нас,
погибающих, быстро поспеши и избавь нас от погибели этой имени твоего ради
святого. И не предай достояния твоего в руки скверным этим кровопийцам!»
Так само небо посылало свою грозную силу в поддержку
защитников русской земли и вселяло надежду на победу.
На следующий день после явления архангела Михаила
многие видели, как во главе отряда защитников монастыря оказался небесный
всадник — «лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся».
Этот всадник помог захватить вражеские орудия, после чего исчез. Вскоре
осаждавшие крепость видели под стенами старца на коне, который грозил им
обнаженным мечом, а потом тоже исчез.
* * * * *
* * *
Автор подчеркивает, что именно Небесному воинству
обязаны русские люди главной победой – победой над духом противника и его
полной деморализацией: «И января в 12 день гетман Сапега и Лисовский со всеми
польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем
не гонимые, только десницей Божией. В таком ужасе они бежали, что и друг
друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на
дорогах находили — не худшие вещи, но и золото, и серебро, и дорогие одежды, и
коней. Некоторые не могли убежать и возвращались назад и, в лесах поскитавшись,
приходили в обитель к Чудотворцу, прося милости душам своим, и рассказывали,
что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавшихся за нами
даже до Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними
никакой погони».
Царская
милость
С помощью Божиего покровительства героические
защитники монастыря выдержали осаду, вселив в сердца соотечественников надежду
на общую победу.
Однако, вместо того, чтобы удостоиться от царя «великой
почести и жалования» «за терпeние свое и великие скорби», героические защитники
лишились последнего». Царь «не умилился о разорении
обители в ратных делах. И что сотворил царь Василий дому Чудотворца? И воздает
за благо злом, и наливает вмeсто меда полыни; и забывает помощь и молитвы
Чудотворца; и оставшееся, вместо того, чтобы пустить на строительство
разоренного дома Чудотворца, все расхищает».
Возмущение Авраамия Палицына понятно: в течение веков,
пишет он, Троице-Сергиева обитель хранила богатства, пожертвованные ей русскими
правителями, начиная с Дмитрия Донского. Лишь в случае крайней нужды изымались
сокровища, но затем возвращались обратно даже больше взятого. Первым запустил
руку в монастырскую казну Борис Годунов, взяв «взаймы на ратных людей» 15,400
рублей. Самозванец Григорий Отрепьев в течение года своего правления в Москве
израсходовал 30,000 рублей из троицких денег. Примеру самозванца последовал и Василий
Шуйский, который тремя «траншами» – непосредственно из монастыря и у келаря Авраамия,
бывшего в Москве, - изъял 20,255 рублей. Итак, общая «первая скудость»
монастырю во время Смуты составила 65,655 рублей.
Ценой жизни и невыносимых страданий русские люди
защитили Троице-Сергиеву обитель от врагов, но они не смогли противостоять
безнравственному произволу царя – того самого царя, от которого они не
отреклись. Для изъятия оставшихся
монастырских ценностей царь Василий Шуйский посылает дьяка Семейку Самсонова. Подробный
отчет келаря Авраамия царю о всех разорениях и насущных нуждах Лавры,
составленный по заданию архимандрита Иоасафа, не убедил Василия Шуйского, и, «остальных осадных сидeльцев повелeл всeх грабить
неповинно: не только мирские люди, вдовы, но и иноки, и священный чин, и
останцы монастырские были ограблены до послeднего платка, ими же горькие слезы вытирали…
Так, взял послeднюю казну, издавна старинные сокровища, данные государями великими,
князьями и царями, и боярами, и прочими христолюбцами: сосуды золотые и серебряные
позолоченные, достойные огромной цены. Оставил же в обители немного серебряных
сосудов, самых незначительных. И оттого до конца оскудeла казна в обители. И
как царь Василий перестал почитать святых, так и Господь оставил его, и конец
его известен».
Моление о власти
Авраамий подробно описывает события вплоть до освобождения
Москвы народным ополчением и возведения на престол Михаила Романова. «Поляки,
латины и христоненавистные русские измeнники» были изгнаны, но Смута
оставила глубокие раны. Кругом были разрушения, оскверненные храмы. Между
боярами и воеводами «не было совeта благого, но вражда и мятеж». «Лжи же ласкатели и злу начинатели, от врага научившись,
творили великий свар, нашептывая неправедные речи в уши державствующих. А
многочисленное казацкое воинство горше прежнего впало в прелесть, предавшись блуду,
пьянству и игре, пропивая и проигрывая все свое имущество, творя насилие над
православными. А когда уходили из столицы через города, села и деревни, на пути
грабили и мучили хуже прежнего. Можно ли описать те бeды, которые они
сотворили? Ни один из неправославных не сотворил столько зла, сколько они
творили православным христианам, мучая их разными способами.
И был по всей России великий мятеж и
нестроение, хуже прежнего. Бояре же и воеводы не вeдали, что творили: многие
ударились в блуд самовластия. И тогда, положившись на Вседержителя, собрались все митрополиты,
архиепископы и епископы, архимандриты и игумены, весь священный собор и все
народное множество православных христиан. И решили, что все православные
должны поститься три дня и молить Прещедрого и Многомилостивого Владыку и Бога
и Пречистую Его Матерь об устроении всей Русской земли, и дал бы Господь Бог
царя и государя всея Руси и прочих государств Российской державы на полезное всему
православному христианству».
* * * * *
* * *
Палицын пишет, как в Богоявленской монастырь на
подворье монастыря к нему стекались люди – «многие дворяне и дeти боярские, и
гости из многих разных городов, и атаманы и казаки» - и выражали свое «благое
изволение» и «совет свой» о том, что на трон должен быть возведен великий князь
Михаил Федорович Романов, [двоюродный] племянник государя Федора
Ивановича. Авраамий донес народную волю «всему священному собору, и боярам, и
воеводам, и царскому синклиту». На уровне элиты было решено избрать царем
великого государя Михаила Федоровича.
Были собраны письменные подтверждения народного волеизъявления
– «писания об избрании» - т.е. проведены выборы (?): «Каждый
чин себe написал и снес во общее свидетельство, и не было разногласий в словах…
И от Калуги и Северских городов передано было «писание к Москве» через
калужского купца Смирна Судовщикова со-товарищи, и ни единого слова в нем не
было против избрания царем Михаила Федоровича».
Затем архиепископ Рязанский Феодорит, Троицкий келарь
старец Авраамий, архимандрит Ново-Спасского монастыря Иосиф да боярин Василий
Петрович Морозов посланы были на Лобное мeсто, откуда они обратились ко всему воинству
и всему народу. «Словно на диво, собрался тогда к
Лобному мeсту сход всего Московского государства – бесчисленное множество
народа всeх чинов. И все изъявили свою волю, как из единых уст: «Да будет Михаил
Федорович царем и государем Московского государства и всей Русской державы». Было
это в лeто 7120-го года (1612 г.)
* *
* * * * * *
Так заканчивался период Смуты. Враги понесли большое поражение,
несмотря на свои изощренные стратегии. «Лишь на
себя уповали, а не на Бога. Ибо писано: ДА
НЕ ХВАЛИТСЯ СИЛЬНЫЙ СИЛОЙ СВОЕЙ, И ВСЯК, НАДEЯЩИЙСЯ НА СИЛУ СВОЮ, ПОГИБНЕТ. И еще: ИЗБАВЛЮ
ИЗБРАННОГО МОЕГО ОТ ОРУЖИЯ ЛЮТОГО И ОСEНЮ ЕГО ГЛАВУ В ДЕНЬ БРАНИ».
Зря старались [враги] – ничего у
них не вышло. Потому что без Божией помощи ничего не может сделать человeк. А Бог
творит, что он хочет. И кто способен противиться воле Его?»
Источники:
http://www.stsl.ru/lib/palitsin/index.php
http://pro100-mica.livejournal.com/60916.html
http://pro100-mica.livejournal.com/63696.html
http://www.mpda.ru/site_pub/103373.html