Часть 3. Обретение благодати
«Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня?
Уповай на Бога, ибо верю в него»
(Псалтырь. Из «Поучения Владимира Мономаха»)
Русь
восприняла православие, восходящее к апостольским временам, и с ним – идеалы добра
и справедливости, «вселенской отзывчивости». Православная вера – опора
русских людей в опасном геополитическом окружении, сплачивающая их и ведущая к
победе духовная сила – явилась свидетельством Христовой любви, говорят
летописи.
Профессор
Императорской Санкт-Петербургской Духовной Академии Н.Н.Глубоковский писал в своей работе «Православие по его существу»: «Православие…есть «правое исповедание»…Оно почитает себя правым, или подлинным учением
Христовым во всей первоначальности и неповрежденности, а тогда — какая же может
быть у него особая отличительная доктрина, кроме Евангельско-Христовой?!...
православие сохраняет и продолжает изначальное апостольское христианство по
непосредственному и непрерывному преемству. В историческом течении христианства
по вселенной это есть центральный поток, идущий от самого «источника
воды живой» (Откр. 21.6) и НЕ УКЛОНЯЮЩИЙСЯ НА ВСЕМ СВОЕМ ПРОТЯЖЕНИИ ДО
СКОНЧАНИЯ МИРА».
«Слово о законе и благодати»
Впервые слово
«православие» для обозначения веры
употребляется в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона,
написанном в середине 11 в.
Святитель Иларион, митрополит Киевский и всея Руси, жил в
эпоху великого князя Ярослава Мудрого († 1054), сына святого равноапостольного
Владимира.
Письменные
памятники говорят о том, что уже в первый век по принятии христианства в
древней Руси развивается идея особой ответственности русского народа. Мысли о том, что за дар православия Господь будет требовать от русского народа больше, чем от других, и
будет строже наказывать его за грехи, звучат в литературных произведениях того
времени, и более всего - в «Слове о законе и благодати», ярчайшем памятнике
древнерусской литературы. Полное название: «О
Законе, через Моисея данном, и о Благодати и Истине через Иисуса Христа
явленной, и как Закон отошел, (а) Благодать и Истина всю землю наполнили, и
вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского (дошла). И
похвала князю нашему Владимиру, которым мы крещены были. И молитва к Богу от
всей земли нашей».
В этом
произведении, написанном за два века до
монгольского нашествия и за четыре века до падения Византии, митрополит Иларион впервые в русской истории формулирует
национальную идею – идею предназначения Руси
быть хранительницей ПРАВОСЛАВИЯ, «правого исповедания», которое утверждает вселенский
порядок вещей, основанный на духовном «праве», «ПРАВДЕ», а не на законе-силе.
*
* * * * * * *
Истина, по
Илариону, состоит в том, что православие олицетворяет новый этап в развитии
человечества – тысячу лет назад автор соизмерял его с выполнившим
свою историческую миссию иудаизмом.
С приходом
Христа человечество вступило в иную, по сравнению с ветхозаветной, стадию
развития: оно получило Новый завет, устанавливающий новые отношения между Богом и человеком. Древнейшие
взаимоотношения между Богом и человеком напоминали схему исполнения условий юридического
договора – предписаний дарованного Богом закона. Человек, во всем подвластный
Богу, слепо исполнял Его волю, был бессилен сам себя спасти.
В Новое время
пассивное следование правилам Закона – уже недостаточное условие для человеческого развития, для исполнении
Божьего замысла. Выдвигается новый
принцип — вера как средство деятельного усвоения искупительных заслуг Иисуса
Христа. «И не теснится уже человечество в
<ярме> закона, но свободно шествует под <кровом> благодати».
Переходя из
рабского, подзаконного состояния в свободное состояние благодати, человек получает новые силы к достижению поставленного ему идеала нравственного
совершенства как необходимого условия для спасения. Антитеза «закон –
благодать», как и «православие – иудаизм», является олицетворением,
символическим воплощением прихода НОВОГО НА МЕСТО СТАРОГО, наступления НОВОЙ
ЭРЫ развития человеческого духа, НОВОЙ МИССИИ, стоящей перед человеческой цивилизацией: «Ведь закон предтечей был и служителем благодати и
истины, истина же и благодать — служитель будущего века, жизни нетленной».
Вообще, «Слово
о законе и благодати», все это высоко патетическое произведение, построено на
использовании литературного приема антитезы. Главная антитеза – противопоставление
старой системы духовных ценностей и норм, «закона», новой системе ценностей, «благодати» – символически
выражает идею эволюции и вечного обновления. «Мерцание свечи закона»
разгорается в «сияние солнца благодати»: Русь, получив православие,
устремляется в будущее в своей новой ипостаси, чтобы осуществить идею спасения.
Переход на новый этап развития – это обретение НОВОЙ, КОСМИЧЕСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ.
*
* * * * * * * *
Русь стала вселенским
народом, обретя новую мудрость, усвоив новые нравственные правила любви и
благодати. С благой Христовой вестью человечество получило и новую организацию.
Ветхий Завет формировал один избранный народ - и царство его на земле. Новый Завет разрушил узкоэтнические ограничения и провозгласил благодатный закон для
всего человечества.
Поэтому у
него и «царство не от мира сего»: «В иудействе
тем самым — оправдание, в христианстве же — спасение. И оправдание — в сем
мире, а спасение — в будущем веке. И потому иудеи услаждались земным, христиане
же — небесным. И к тому же оправдание иудейское... не простиралось на другие
народы, но свершалось лишь в Иудее. Христианское спасение же — благодатно и
изобильно, простираясь во все края земные.
По всей земле — роса: ибо по всей земле простерлась вера,
дождь благодати оросил <народы>, купель возрождения облекает сынов своих
в нетление».
С точки
зрения автора «Слова», православие воплощает духовный прогресс и устремление в
будущее. ИЛАРИОН, РАЗГАДЫВАЯ СИМВОЛИКУ БОГОВДОХНОВЕННЫХ
ПИСАНИЙ, РАСШИРЯЕТ ДУХОВНЫЕ ГОРИЗОНТЫ ПРАВОСЛАВНОЙ РУСИ ДО КОСМИЧЕСКИХ
МАСШТАБОВ.
Автор
описывает процесс становления новой суперобщности – «НОВОГО НАРОДА», христианской
цивилизации, в которой Руси отводится ее собственное место: «Ибо вера благодатная распростерлась по всей земле и
достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же
источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших.
И вот уже со всеми христианами и мы славим Святую Троицу». «И подобало
благодати и истине воссиять над новым народом. Ибо не вливают, по словам
Господним, вина нового, учения благодатного, «в мехи ветхие»
Но новое учение — новые мехи, новые народы! «И сберегается
то и другое».
«Итак, быв
чуждыми, наречены мы народом Божиим…»
Эмоционально-пафосное
противопоставление прежней «идолопоклоннической» жизни новой, христианской
стилистически подчеркивает то значение, которое автор придает роли Святой веры
в обновленной судьбе Руси:
«И уже не идолопоклонниками зовемся, но христианами, не без
упования еще живущими, но уповающими на жизнь вечную.
Тогда как слепы были мы и не видели света истины, но
блуждали во лжи идольской, к тому же глухи были к спасительному учению, помиловал
нас Бог — и воссиял и в нас свет разума к познанию его, по пророчеству:
«Тогда отверзутся очи слепых, и уши глухих услышат».
«Постави Ярослав Илариона митрополитом русина в Святей
Софии, собрав епископы». Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в.
Митрополит
Иларион, первый русский, ставший главой молодой русской православной церкви, не
только утверждает равноправие Руси с Византией, претендовавшей на мировое
господство и мировое руководство. Он утверждает, что именно Святая вера объединит
и спасет народы: «сбысться о нас языцех реченое:
открыет Господь мышцу свою святую пред всеми языки и узрят все концы земле
спасение, еже от Бога нашего». РУСЬ БЫЛА ИЗБРАНА
БОГОМ ДЛЯ ОСОБОЙ, ОБЪЕДИНИТЕЛЬНОЙ ХРИСТИАНСКОЙ
МИССИИ В МИРЕ.
*
* * * * * * *
По словам
автора, история Руси полна славных страниц благодаря своим героям: «Восхвалим же и мы…свершившего великие и чудные деяния
учителя и наставника нашего, великого князя земли нашей Владимира, внука
древнего Игоря, сына же славного Святослава, которые, во дни свои властвуя,
мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их
воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в
безвестной и худой земле, но в <земле> Русской, что ведома во всех
наслышанных о ней четырех концах земли.»
Словно
яркий праздник торжества обновленной вселенной, рисует автор возвышенно-эпическую
картину крещения Руси князем Владимиром (нареченным Василием) – «учителем и
наставником благочестия», исполнившим великую миссию «покорения Руси
Богу». Восторг переполняет душу автора:
«Пастыри словесных
овец Христовых — епископы — предстали святому алтарю, принося бескровную
жертву; пресвитеры и диаконы и весь клир благоукрасили и в благолепие облекли
святые церкви. Труба апостольская и гром евангельский огласили все грады;
фимиам, возносимый Богу, освятил воздухá. Встали на горах монастыри,
явились черноризцы. Мужи и жены, малые и великие, люди все, наполнившие святые
церкви, восславили <Господа>, взывая: «Един свят, един Господь, Иисус
Христос, во славу Бога Отца, аминь! Христос победил! Христос одолел! Христос
воцарился! Христос прославился! Велик ты, Господи, и чудны дела твои! Боже
наш, слава тебе!»
По мысли Илариона,
князь Владимир, «воздвигший церкви Христовы, и поставивший служителей ему», «приблизил
русский народ к Богу». Однако дар православия получен не от Владимира или
константинопольского патриарха – он получен от самого Христа, который Своей
милостью возвысил русский народ, просветив его и подарив надежду на вечную жизнь:
«Сам Христос
Спаситель дарует нам уверение и показывает нам, какой славы и чести сподобил он
тебя на небесах, говоря: «Всякого, кто исповедает меня пред людьми, того
исповедаю и я пред Отцом моим небесным». «Все народы помиловал преблагой Бог
наш, и нас не презрел он: восхотел — и спас нас и привел в познание истины!»
СОЮЗ ВЕРЫ
И СВОБОДЫ – ЕДИН И НЕРУШИМ В ВЕКАХ: «…и да
славится в нем [в народе] правая вера и да проклинается всякая ересь, и да соблюдет его Господь Бог от всякого нашествия и
пленения, от глада и всякой скорби и напасти!»
«Молитва» о
Русской земле
Икона Воскресения Христова. «Сошествие Христа во ад». XV в.
Государственный Эрмитаж
Высокой
поэзией души и проникновенным лиризмом наполнена молитва-поэма, где автор молит
Господа о русском народе. ЭТА МОЛИТВА – ПОИСТИНЕ НА
ВСЕ ВРЕМЕНА. КАК АКТУАЛЬНА ОНА И СЕГОДНЯ! Словно видел автор на
тысячелетие вперед…
«Пастырь добрый,
положивший душу <свою> за овец, не оставь нас, хотя и доселе блуждаем, не
отвергни нас, хотя и доселе согрешаем тебе вопреки;… не возгнушайся, хотя и
малое стадо <мы>, но скажи нам: «Не бойся, малое стадо, ибо Отец ваш
небесный благоволил дать вам Царство»!...
«Если ты, <Господи>, будешь замечать беззакония, —
Господи, кто устоит? Если будешь воздавать каждому по делам <его>, — кто
спасется? Ибо у тебя прощение, ибо у тебя милость и многое избавление, и души
наши в руке твоей, и дыхание наше в воле твоей! И пока благопризираешь на
нас — благоденствуем мы, если же с яростью воззришь — исчезнем, как утренняя
роса. Ибо не может противостоять пыль — буре, а мы — гневу твоему!
Но, будучи творением <твоим>, просим милости у
сотворившего нас: помилуй нас, Боже, по великой милости твоей! Ибо все
благое — от тебя к нам; все же неправедное — от нас к тебе. Ведь все мы
уклонились, все вместе непотребны; нет ни единого из нас, подвизающегося и
ревнующего о небесном; но все <пекутся> о земном, все <погрязли> в
суете житейской: «ибо не стало праведного» на земле. И не потому, что ты
оставил и презрел нас, но потому, что мы не ищем тебя, а прилежим сему
видимому. И страшимся потому, дабы и нам не сотворил ты то же, что и
Иерусалиму, оставившему тебя и не ходившему втайне путями твоими. Но по делам
нашим не сотвори нам, как и <граду> тому, и по грехам нашим не воздай
нам, но прояви терпение к нам и даже долготерпение, угаси пламень гнева
твоего, простирающийся на нас, рабов твоих, Сам направляя нас на <пути>
истины твоей и научая нас творить волю твою. Ибо ты — Бог наш, а мы — народ твой, часть твоя, достояние
твое. И не воздеваем мы «руки наши к
богу чужому», и не последуем некоему ложному пророку, и не держимся еретического
учения, но тебя призываем, Бога истинного, и к тебе, живущему на небесах,
возводим очи наши, к тебе воздеваем руки наши, тебе молимся: прости нам, благий
и человеколюбец, помилуй нас, призывающий «грешников к покаянию», и на Страшном
Суде твоем не лиши нас стояния одесную <тебя>, но сопричти нас
благословению праведников! И, доколе стоит мир <сей>, не наводи на нас
напасти и искушения, не предай нас в руки иноплеменников, да не зовется град
твой градом плененным, а <овцы> стада твоего — «пришельцами в земле не
своей», да не скажут язычники: «где Бог их?», <и> не попусти на нас
скорби, глада и внезапной смерти, огня и наводнения!
Да не отпадут от
веры слабые в вере, в меру наказывай, но безмерно милуй, в меру уязвляй, но
милостиво исцеляй, в меру ввергай в скорбь, но вскоре утешай, ибо не в силах
естество наше долго сносить гнев твой, как и солома — огонь!
Но яви кротость и милосердие <твое>, ибо тебе
подобает миловать и спасать; НЕ ПРЕСТАНЬ В МИЛОСТИ ТВОЕЙ К НАРОДУ ТВОЕМУ:
ВРАГОВ ИЗГОНИ, МИР УТВЕРДИ, ЯЗЫКИ УСМИРИ, ГЛАДЫ УТОЛИ, ВЛАДЫК НАШИХ УГРОЗОЙ
ЯЗЫКАМ СОТВОРИ, БОЯР УМУДРИ, ГРАДЫ <УМНОЖЬ И НАСЕЛИ>, ЦЕРКОВЬ ТВОЮ
ВОЗРАСТИ, ДОСТОЯНИЕ ТВОЕ СОБЛЮДИ, МУЖЕЙ И ЖЕН С МЛАДЕНЦАМИ СПАСИ, ПРЕБЫВАЮЩИХ В
РАБСТВЕ, В ПЛЕНЕНИИ, В ЗАТОЧЕНИИ, В ПУТИ, В ПЛАВАНИИ, В ТЕМНИЦАХ, В АЛКАНИИ И
ЖАЖДЕ И НАГОТЕ — ВСЕХ ПОМИЛУЙ, ВСЕМ УТЕШЕНИЕ ДАРУЙ, ВСЕХ ВОЗРАДУЙ, ПОДАВАЯ ИМ
РАДОСТЬ И ТЕЛЕСНУЮ, И ДУШЕВНУЮ!...»
«Исповедание веры»: следовать первоначальному
Дар веры,
милость Христова и Его заступничество налагают большие обязательства на русский
народ. Отрывок под названием «Исповедание веры» в «Слове» определяет самую СУТЬ ДРЕВЛЕГО БЛАГОЧЕСТИЯ, от которой нельзя отступать, – верность заветам
Христа, донесенным Святыми Апостолами, и следование установленным канонам. Строгое
исполнение этого кодекса православной чести и есть проявление истинной веры.
«Того единого Бога ведаю и в того верую, во имя которого и
крестился: во имя Отца и Сына и Святого Духа. И как восприял из
писаний святых отцов, так и научился!...
Исповедую же и семь Соборов православных святых отцов; и тех,
что извергнуты ими, и я отметаю, и тех, что прокляты ими, и я проклинаю; что же
посредством писаний <своих> предали они нам, то приемлю…
Так верую и не постыжусь; и пред язычниками <веру эту>
исповедую, И ЗА ИСПОВЕДОВАНИЕ <СВОЕ> И ДУШУ ПОЛОЖУ».
Поучение на века: «Повесть временных лет»
Тема истинной веры и обязательств перед Богом продолжена
в первой истории русского народа - «Повести
временных лет», написанной монахом Киево-Печерского монастыря Нестором предположительно в 1110-1112 гг.
Рассказывая ли
о нашествии кочевников-половцев на русскую землю в 1093 г., или о том, что в
какие-то времена «многие люди умирали от различных недугов», летописец
объясняет все несчастия русской земли тем, что русские, получив от Бога
православие и Его любовь, грешат и творят зло, и поэтому Господь их особо
строго наказывает: «Это случилось за грехи наши, так как умножились грехи наши
и неправды…». И самое большое наказание, по мнению всех средневековых
русских летописцев, - это чужеземное иго.
«Это Бог наказывает нас нашествием поганых; это ведь бич
его, чтобы мы, опомнившись, воздержались от злого пути своего… И тем удивительнее и страшнее, что в
христианском роде страх, и колебанье, и беда распространились…Так будем веру
иметь, если будем наказываемы: подобало нам "преданным быть в руки
народа чужого и самого беззаконного на всей земле"….
Через нашествие поганых и мучения от них познаем Владыку,
которого мы прогневали: прославлены были - и не прославили его, чествуемы были
- и не почтили его, просвещали нас - и не уразумели, наняты были - и не
поработали, родились - и не усовестились его как отца, согрешили - и
наказаны теперь. Как поступили, так и страдаем: города все опустели; села
опустели; пройдем через поля, где паслись стада коней, овцы и волы, и все пусто
ныне увидим; нивы заросшие стали жилищем зверям.
Но надеемся все же на милость Божию, справедливо
наказывает нас благой Владыка, "не по беззаконию нашему соделал нам, но по
грехам нашим воздал нам"… Вот и нас видя в неправде пребывающими, навел
на нас эту войну и скорбь, чтобы и те, кто не хочет, в будущей жизни
получили милость...
О безграничная любовь его к нам! ибо сами захотели
уклониться от заповедей его. Теперь уже и не хотим, а терпим - по
необходимости и поневоле терпим, но как бы и по своей воле! Ибо где было у нас
умиление? А ныне все полно слез. Где у нас было воздыхание? А ныне плач
распространился по всем улицам из-за убитых, которых избили беззаконные. <…>
Да никто не дерзнет сказать, что ненавидимы мы Богом! Да
не будет! Ибо кого так любит Бог, как нас возлюбил? Кого так почтил он, как нас
прославил и превознес? Никого! Потому ведь и сильнее разгневался на нас, что
больше всех почтены были и более всех совершили грехи. Ибо больше всех
просвещены были, зная волю Владычную, и, презрев ее, как подобает, больше
других наказаны…»
Поучение о
древлем благочестии
В «Поучении
Владимира Мономаха», включенном в «Повесть временных лет», автор сформулировал принципы БЛАГОЧЕСТИЯ, которым он
призывает следовать. К этим принципам автор относит трудолюбие и стремление к
знаниям, великодушие и милосердие, щедрость к обездоленным и отсутствие
зависти.
Автор
цитирует «полюбившиеся слова» из «Псалтыри», расставляющие акценты в православном
моральном кодексе, предвидя на века те испытания, которые Руси предстояло
вынести и, с помощью веры, победить.
В ГОДЫ
ГОНЕНИЙ 17-20 ВВ. ЭТИ СЛОВА ПРИДАВАЛИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЯМ «ПРАВОГО ИСПОВЕДАНИЯ»
НАДЕЖДУ НА ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОПРАННОЙ
СПРАВЕДЛИВОСТИ И СИЛЫ ЖИТЬ. Древние строки и сегодня звучат, как исполнение
пророчества:
«Не соревнуйся с лукавыми, не завидуй творящим
беззаконие, ибо лукавые будут истреблены,
послушные же Господу будут владеть землей». И еще немного: «И не будет
грешника; посмотришь на место его и не найдешь его. Кроткие же унаследуют
землю и многим насладятся миром. Злоумышляет грешный против праведного и
скрежещет на него зубами своими; Господь же посмеется над ним, ибо видит, что
настанет день его. Оружие извлекли грешники, натягивают лук свой, чтобы
пронзить нищего и убогого, заклать правых сердцем. Оружие их пронзит сердца их,
и луки их сокрушатся… Ибо сила грешных сокрушится, праведных же укрепляет
Господь. Господом стопы человека направляются. Когда он упадет, то не
разобьется, ибо Господь поддерживает руку его… Уклонись от зла, сотвори добро,
найди мир и отгони зло, и живи во веки веков».
«…Попрали меня враги мои, ибо много восстающих на меня
свыше»….
«Освободи меня от
врагов моих, Боже, и от восстающих на меня защити меня. Избавь меня от творящих
беззаконие и от мужа крови спаси меня, ибо уже уловили душу мою» ….. «Укрой меня от сборища лукавых и от множества
делающих неправду».
«…соблюдать слово Господне: глаза держать книзу, а душу
ввысь, избегать суеты; не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что
ставить всеобщий почет. Если кто из вас может другим принести пользу, от Бога
на воздаяние пусть надеется и вечных благ насладится»
…Научись, верующий человек, быть благочестию
свершителем…
ПРИХОДИТЕ ДА СОЕДИНИМСЯ, — ГОВОРИТ ГОСПОДЬ.»
Уроки Византии
Идеи русской
христианской ответственности усилились одновременно с усилением Руси как
православного объединенного государства в 15 веке. В правление Ивана III Великого (1440-1505),
«собирателя» русских земель, без кровопролитных войн Россия стала геополитическим
центром европейского Востока. Русь
вырастала в сильную страну одновременно с тем, как распадалась Золотая орда и
приходило освобождение от ордынских ханов, и одновременно с тем, как клонилась к
своему концу Византия. Именно Византия в
течение столетий была главным источником культуры, веры и государственных норм
для русских. Ошеломляющее падение
Константинополя в 1453 году под натиском турок-османов русские безусловно
расценили как небесную кару за грехи и связали с вероотступничеством греков, согласившихся
в 1439 году на объединение с западной церковью.
После падения
Византии в умах русских людей возникла мысль, что теперь сам Господь
предназначил молодой Руси стать преемником византийских императоров в деле
защиты православия, хранения заветов Христа.
Пророчество
об «осьмом соборе»
Мысли об особой исторической ответственности Руси
с новой силой зазвучали в духовном русском пространстве 14-17 вв. Важнейшими литературно-догматическими
произведениями этого периода, содержащими программные установки на все
последующие времена, являются «Слово об осьмом соборе» митрополита
Феодосия (1461 г.) и «Повесть о Белом
Клобуке» архиепископа Новгородского Геннадия и его литературного помощника,
толмача Герасимова (ок. 1480-1490 гг.). Эти произведения особенно почитаются
среди сторонников святоотеческого предания.
В «Слове
об осьмом соборе» московский великий князь Василий II (1415-1462) изображается
как «мудрый изыскатель святых правил, богоцветущий
исходатай и споспешник истины». Это его усилиями утвердилась «в восточной земле суть большее православие и высшее
христианство - Белая Русь...». Это он, укрепив Московское княжество
объединением русских земель вокруг Москвы, положил конец зависимости Русской
церкви от константинопольского патриарха, разменявшего православие на обещанные
Папой Римским политические бонусы.
«Второй
Рим» и внешние угрозы
Осада Константинополя крестоносцами. Худ. Тинторетто
(1518-1594)
История
такова: вплоть до XI в. Византия была блистательной и могущественной державой,
оплотом христианства против ислама. Но в середине столетия, помимо угрозы с
Востока от турок-сельджуков, возникла угроза со стороны Западной Европы в лице
норманнов, попытавшейся осуществить агрессию против Византии, и Византия
оказалась вовлеченной в борьбу на два фронта. Норманны были отброшены, но ценой
этой победы явилась потеря византийской Италии – гористой Анатолии, которая
была для Византии главным источником пополнения людских ресурсов для армии и
запасов продовольствия.
Кризис
наступил тогда, когда армия крестоносцев, увлекаемая агрессивной натурой своих
вождей, завидующих влиянию и мощи Византии, их стремлением разрешить
экономический кризис в своих странах за счет войны; ревнивой алчностью их
венецианских финансистов и той враждебностью, которую на Западе испытывали
теперь по отношению к византийской церкви, - когда вся эта европейская военно-политическая
машина повернула на Константинополь, захватила его 13 апреля 1204 года и подвергла
беспощадному разорению.
Вступление крестоносцев в Константинополь. Худ. Эжен
Делакруа (1798-1863)
Этот
Четвертый Крестовый поход 1204 г. положил конец Восточной Римской империи как
наднациональному государству. По договору, заключённому в марте 1204 года между
дожем Венецианской республики Энрико Дандоло, графом Балдуином Фландрским,
маркизом Бонифацием Монферратским и другими предводителями крестоносцев, было
установлено, что из владений Византийской империи будет образовано новое государство
во главе с избранным императором; он получит часть Константинополя и четверть
всех земель империи, а остальные три четверти будут разделены пополам между
венецианцами и крестоносцами. Так на
руинах древнего города была образована Латинская империя – Romania. Именно эта
геополитическая «инициатива» Запада стала первопричиной будущего падения
великой Византии, поглощенной османами через два с половиной столетия.
После
полувекового изгнания в Никее, на северо-западе Малой Азии, император Михаил
VIII Палеолог и его двор вернулись в Константинополь, и Латинская империя
прекратила свое существование. Но новая эра величия Константинополя не началась.
Восстановленная Византия уже не была
доминирующей державой на христианском Востоке; она была расчленена
крестоносцами, появились государства-«осколки»: Трапезундская империя, Эпирская деспотия, Ахейское княжество, франкские
княжества, итальянские колонии. Большие территории получили венецианцы: часть Константинополя, Крит, множество островов,
часть прибрежья Ионийского и Адриатического морей и др. Византия,
разрушенная и расхищенная Западной Европой, в том числе, бывшим «Первым Римом»,
сохранила лишь отблеск своего былого мистического престижа, хотя в глазах тех,
кто жил в Восточной Европе, Константинополь благодаря сохраненной им
ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЕ все еще был «Новым Римом».
Для того,
чтобы вытеснить хозяйничающих венецианцев из Константинополя, византийцы
обратились за помощью к Генуе, но Генуя потребовала за это вознаграждения; и
теперь генуэзская колония Пера, или Галата, расположенная на другом берегу
Золотого Рога, прибрала к рукам большую часть столичной торговли. Византийцам
угрожали со всех сторон. Итальянские властители были готовы отомстить им за
уничтожение Латинской империи. Наемники поднимали мятежи (Каталонская
компания). Византия теряла территории, ее раздирали внутренние распри в борьбе
за власть, во многом инспирированные извне. Турки-османы наседали с востока.
*
* * * * * *
Конец
византийской эпохи с его материальным упадком ознаменовался, тем не менее, расцветом
духовной культуры. Особо значение приобрели достижения в области гуманитарных
наук. К этому времени относится появление учения об извечной Божественной
энергии, главным выразителем которой был Григорий Палама.
В тот период
споры между православными учеными, считавшими философию неспособной разрешить проблемы, связанные с Богом, и прозападными философами, находящимися под
влиянием западной схоластики и выступавшими против традиционного церковного
толкования мистицизма, привели в
середине XIV в. к серьезному конфликту.
Святитель Григорий Палама, архиепископ Солунский (род. в
1296 г.)
С первых
веков христианства и в 14 веке молитвенным деланием – исихазмом – занимались «священно-безмолвствующие»
монахи, отшельники и молчальники. Палама выступил против ереси тогдашнего
«обновленчества», пытавшегося «истинную мудрость» исихазма – безмолвную
молитву, боговидение. – эту древнюю духовную традицию подменить светской
образованностью.
Г.Палама считал,
что отрицать возможность богопознания, передавая все на откуп практике научных
рассуждений, – значит впадать в ересь. Он ссылался на жизнь современных ему афонских исихастов, говорил о
непосредственном христианском опыте богообщения.
Западные
богословы и философы отрицали богопознание через молитву, и Палама вступил в спор
с апологетом западной мысли Варлаамом - «противником тех, кто держится ее всю
жизнь». Палама выступил как консерватор, бережный хранитель Предания, которое
досталось ему и его современникам в
наследство от предыдущих поколений христиан. А это и записанные проповеди, и
заключения Соборов, церковные песнопения, и живой, передающийся от учителя к ученику опыт
молитвы. Палама не соглашался с самим «обновленным» методом
исследования таких важных для христианина вопросов, как возможность богопознания,
он писал: «Перенеся приемы исследования, принятые в
философии внешних наук, на искание жизненно необходимых вещей и в чем-то
воспользовавшись философским учением при истолковании слова Божия, мы быстро
собьемся с верного пути, если потеряем единственный ключ к священным книгам,
благодать Духа, и не будем руководствоваться самим этим боговдохновенным
словом. Ведь совершенно ясно, что только оно впервые и превращает и преобразует
философское знание в полезное... Как же можно говорить, что святое учение
веры и эллинские науки вселяют в нас мудрость одинакового вида, да еще
совпадающую с апостольской премудростью...?»
Возникла
острая полемика, перешедшая в политическую, но Соборы 1341 г. и 1351 г.
утвердили учение Паламы как истинно верное. Доктрина о Божественной энергии
усилила вражду между восточной и западной богословскими школами – и между Западом и Византией.
*
* * * * ** * *
К тому
времени раскол между православной и римской церквями был полным и глубоким. Восточное
и западное христианство все более расходились в вопросах богословия и службы.
Главной богословской проблемой, разделявшей их, был вопрос о Символе веры – догмате
Троицы. Римская церковь прибавила слово filioque (лат. «и от сына») в
формулу об исхождении Святого Духа: не только от Бога-Отца, но «и от Сына». Это
римское обновление Символа Веры было односторонним изменением догмата,
освященного Вселенским Никео-Цареградским собором еще в 4 веке. В «обновленном»
виде православием эта формула не принималась.
Восток отвергал
также догмат о чистилище, а Запад - доктрину об извечной Божественной энергии, сформулированную Паламой.
Были серьезные обрядовые расхождения. Например, для Востока западная традиция употреблять
пресный хлеб казалась обрядом иудаистским, оскорбительным для Святого Духа,
который символизировали дрожжи. Подобное же неуважение Запад демонстрировал и
своим отказом признать «Эпиклесис» — обращение к Святому Духу, без чего, как
полагали на Востоке, хлеб и вино нельзя считать достаточно освященными. Очевидно,
что в отношении к Святому Духу кроется главное противоречие – мистическая
разница! – между православием и католицизмом.
Различные
точки зрения были на вопросы причастия, а также по вопросу о браке белого
духовенства. Весьма существенными были
разногласия по вопросам церковной иерархии. Рим нарушал Византийскую традицию
священного равенства епископов, существовавшую со времен первого христианства.
Не могла восточная церковь признать также административную и дисциплинарную
власть Рима, полагая, что такой властью обладают все пять патриархов, из которых
папа римский считался старшим, но не верховным главой. Эти и другие разногласия
привели к расколу христианской церкви в 1054 году.
Рим, однако,
старался подчинить Константинополь своей власти. В столицу то и дело прибывали
легаты от папы с предложением о соединении Церквей под главенством Римского
Папы.
Флорентийская
Уния
Многие
византийские государственные деятели считали, что империи не выжить без помощи
Запада, и если эту помощь можно получить только ценой подчинения римской
церкви, то так тому и быть. В условиях турецкой экспансии уния с Римом стала считаться
необходимой, чтобы заручиться поддержкой в борьбе против турок. Попытки заключения унии предпринимались не
раз: император Михаил Палеолог, отвергая западные планы возрождения Латинской
империи, пытался, тем не менее, склонить свой народ к унии с Римом, заключенной
на II Лионском
соборе в 1274 г.. Но большинство византийцев отнеслись тогда к этой акции резко
отрицательно, и его сын Андроник II отрекся от унии. Однако единодушия по
вопросу принятия унии среди восточных иерархов не было.
*
* * * * * * *
Византийские
ученые относились к идее унии по-разному. Многие из них были слишком преданы
догматам православия, чтобы думать о церковном союзе с Римом. Однако другие готовы
были примириться с подчинением Риму. Многие из них побывали в Италии и могли
заметить, что интеллектуальная жизнь там кипит и что там стали ценить греческих
ученых. Все большее число их получило предложения занять доходные профессорские
кафедры на Западе. Греческие учение стремились расширять культурные связи с
Италией, и идея интеграции византийской и итальянской культур становилась все
более популярной. И если греческие церковные традиции будут гарантированы, то
стоило ли волноваться из-за подчинения римской церкви, принимая во внимание ее большую
роль в государственной жизни и блеск нынешней итальянской жизни?
Сторонники
унии принадлежали главным образом к интеллектуальной элите либо к политическим
деятелям. Монахи же и низший клир были ее открытыми противниками. Именно это духовенство
проповедовало, что уния безнравственна и принять ее значило предать веру и тем
обречь себя на вечные муки. Это была сильная оппозиция. Среди противников унии
имелись ученые и богословы, а также политические деятели, которые не верили,
что Запад будет когда-либо в состоянии спасти Византию.
Ожесточенные
споры об унии происходили в атмосфере экономического упадка. Несмотря на
блестящие достижения его ученых, Константинополь конца XIV столетия был
печальным, деградирующим городом. Его население сократилось до ста тысяч – с
миллиона жителей в 12 веке – и продолжало сокращаться и далее. Город был
наводнен чужестранцами. Предместья на противоположном берегу Босфора уже
находились в руках турок. Пера, расположенная на другой стороне Золотого Рога,
стала колонией генуэзцев. На фракийских берегах Босфора и Мраморного моря,
усеянных когда-то роскошными виллами и богатыми монастырями, у греков осталось
лишь несколько деревушек. Наиболее богатый квартал из примыкавших
непосредственно к заливу принадлежал венецианцам; рядом располагались улицы на
которых селились торговцы с Запада: анконцы и флорентийцы, каталонцы и евреи.
*
* * * * * * *
Византийский
император Иоанн Палеолог, при котором была подписана Уния с Римом,
«отступившу
от света благочестия, и омрачися тмою латиньския ереси», в молодости бывал
на Западе и, благодаря своему браку с латинской принцессой Софией Монферратской,
сторонницей альянса с Западом, позволил распространиться при своем дворе сильному
итальянскому влиянию. Союз с Римом он рассматривал как политическую акцию и видел в нем спасение от наступающих турок-османов.
Иоанн VIII Палеолог (картина Беноццо Гоццоли)
К 15 веку они
уже захватили часть византийских территорий, и с 1424 г. Византия платила им
дань. В середине 15 в. отец Иоанна император Мануил II, однако, не мог
добиться никаких успехов, хотя объехал всю Европу в поисках союза с Западом, и в
конце жизни скептически относился к вопросу Унии между Православной и Латинской
Церквами — как первым шагом для возможности политического союза между Византией
и Западными христианскими державами. Не верили в Унию и многие константинопольские
церковники. Константинопольский Патриарх Евфимий II, бывший до патриарха Иосифа II, подписавшего Унию, в ответ на предложение подчиниться Риму ответил, что предпочтет,
если необходимо, быть под сарацинами, нежели подчиниться Риму, ибо подчинение
сарацинам будет только внешним, в то время как подчинение Риму, по его словам, «означает
потерю Бога». Православные иерархи считали, что за Унией скрываются планы
порабощения Православной Церкви Ватиканом, отказ от себя в пользу Рима.
Император Мануил II на смертном одре (умер он в 1425 г.) выразил предупреждение
своему сыну, будущему Императору Иоанну VIII, против возложения какой бы то ни
было надежды на Унию, говоря, что примирение между греками и латинянами
невозможно, и всякая попытка достичь этого лишь ухудшит существующий раскол.
*
* ** * * * *
Собор Санта-Мария-дель-Фьоре где в 1439 году была подписана
Флорентийская уния
В 1439 году
собрался Ферраро-Флорентийский собор. На нем присутствовало около 700 человек: Константинопольский
патриарх Иосиф II, полномочные представители Патриархов Александрийского,
Антиохийского и Иерусалимского, митрополиты Валашско-Молдавский и Киевский и
всея Руси (Исидор), архиепископы, епископы и богословы. После рассмотрения
разногласий между Западной и Восточной церквями, все они, кроме одного иерарха,
митрополита Марка Эфесского, признали нововведения Римской церкви правомочными как
имеющими основание в св. Писании и св. Предании, но с оговоркой, что Восточные
церкви, признавая правильным всё содержание вероучения Римской церкви, не
станут вводить у себя латинские литургические и церковные обряды. 6 июля 1439
они (включая императора) единодушно подписали резолюцию Собора, буллу Laetentur
coeli, предложенную папой. Таким образом, была заключена уния и Восточные
церкви воссоединились с Латинской. Уния была значительной победой
католиков. Но ожидаемого облегчения эта уступка Византии не принесла. В
самой империи уния породила раскол и смуту.
Падение Византии
Между тем,
армия западных крестоносцев, выступившая в поход по призыву римского папы,
потерпела в 1444 году под Варной ужасное поражение от турок. Через четыре года
после этого пришло известие о завоевании турками Сербии. Иоанну стало
совершенно очевидно, что следующая на очереди — Византия. Но сам Иоанн не дожил
до того момента — он умер 31 октября 1448 года.
Император
Константин XI, унаследовавший Иоанну VIII, как и его предшественники, стремился заручиться поддержкой западноевропейских
стран перед лицом страшной угрозы. Он пытался привлечь на свою сторону всех
христиан, включая католиков, и всячески защищал унию. Но государствам Европы
было не до Византии. Там были заняты укреплением собственной власти и
выяснением отношений в междоусобицах. Единственным монархом, заявившим о своей
готовности возглавить поход на Восток, был Альфонс V Арагонский, вступивший на
неаполитанский трон в 1443 г. Однако, поскольку при этом он открыто выражал
намерение сделаться императором Константинополя, его предложения помощи вряд ли
могли быть приняты. Воззвание к французскому королю Карлу с просьбой собрать
армию и без промедления двинуть ее на Восток осталось без ответа.
Требования
помощи от Рима на основании подписания Унии не принесли результата. Папа был
недоволен тем, как реально осуществлялась Уния, и писал: «Если вы с вашими знатными людьми и народом
Константинополя примете акт об унии, вы найдете в Нашем лице и в лице Наших
досточтимых братьев, кардиналов Святой Римской церкви, тех, кто всегда будет
готов поддержать вашу честь и вашу империю. Но если вы и ваш народ откажетесь
принять этот акт, вы принудите Нас прибегнуть к таким мерам, какие Мы сочтем
необходимыми для вашего спасения и сохранения Нашей чести». Папа Николай
V не был склонен связывать себя обязательствами до момента реального
осуществления унии церквей.
Осенью 1452
г. в Италию были отправлены послы с просьбой о немедленной помощи. Послы,
направившиеся в Венецию и Геную, получили прохладные, неопределенные обещания. Генуя
обещала послать один корабль. Рим и Венеция занимались коммерческими взаиморасчетами: когда Рим сообщил, что папа все
же намерен послать на Восток пять галер, в ответ Венеция поздравляла кардиналов
с принятием этого решения, но напоминала, что папа, однако, до сих пор не
рассчитался с долгами республике. Несмотря на декларации, не предпринималось
никаких практических действий для помощи Византии. Когда же через несколько
месяцев наконец корабли покинули Венецию, Константинополь уже в течение двух
недель находился в осаде. Эта флотилия прибыла слишком поздно…
Папа Николай
V отправил в марте, за два месяца до осады, в Константинополь на трех
генуэзских кораблях закупленное им продовольствие и оружие. Ни одно другое
правительство не обратило на отчаянные призывы византийского императора
никакого внимания.
*
* * * * * **
В
двухмесячной обороне Константинополя участвовали лишь отряды отдельных
смельчаков из Венеции, Генуи, Каталонии. Однако семь кораблей с семьюстами
итальянцами на борту бежали, чем ослабили оборону. В результате против
султанской армии примерно в 80 тыс. солдат, не считая орд ополченцев, великий
город, окруженный стенами протяженностью 14 миль, мог выставить менее 7 тыс.
человек. Турки начали осаду, окружив город 6 апреля, а 29 мая 1453 г. Константинополь
пал. Император Константин погиб, храбро сражаясь как простой воин.
Последний
византийский историк Георгий Сфрандзи так описывает последние минуты
императора: «Император же, верхом на коне там
находившийся, — ободряя и побуждая воинов, чтобы они бились со всей,
готовностью, сказал: «Товарищи и братья. Ради милосердия божия прошу вас: стойте мужественно, потому что вижу
теперь, что толпа неприятелей начинает уже ослабевать и понемногу рассеивается:
идут они уже беспорядочно и не по обычаю своему; надеюсь на бога, что победа
будет наша. Итак, братья, радуйтесь, потому что вам будет венец многоценный: не
только тленный и земной, но и небесный. Бог сражается за нас, и в страхе
находится толпа нечестивых».
Когда
надежда на победу исчезла и лучшие предводители греков были убиты, «пришпорив коня, поскакал он [император] туда, где шла
густая толпа Нечестивцев: как Сампсон, напал он на чужеземцев и в первой же
схватке прогнал нечестивцев от стен. Дивное чудо это видели все там
находившиеся и смотревшие. Как лев, скрежеща зубами и держа в правой руке
обнаженный меч, он заколол им множество неприятелей, и кровь их рекой стекала с
ног и рук его. А высшесказанный дон Франциск Толедский превзошел Ахилла:
находясь по правую сторону царя, он, как орел некий, поражал неприятелей своими
когтями и клювом. Подобным же образом и Феофил Палеолог, когда увидел царя
сражающимся, а город находящимся в опасности, то с плачем закричав громогласно:
«Хочу лучше умереть, чем жить!»,— с криком бросился в средину неприятелей и
всех, кого только нашел, — рассеял, разбросал и перебил. Также и бывший там
Иоанн Далмат бился с неприятелем доблестнее всякого воина. Случившиеся там и
видевшие все это дивились силе и храбрости этих отважнейших мужей. Пока
происходил этот великий бой, сражение и схватка, они дважды и трижды обращали
нечестивцев в бегство, множество их перебили, а остальных согнали со стен,
пока, наконец, мужественно сражаясь и обороняясь, не были убиты и сами,
истребив, таким образом, до своей смерти великое множество неприятелей. И
другие некоторые воины не без успеха сражались в том месте, пока, наконец, и
они не были убиты близ ворот святого Романа, где турки соорудили осадную ту
машину и поставили огромную бомбарду и откуда, обрушив. городские стены, вошли
первоначально в город».
Существует
легенда, что Константин был спасён ангелом и теперь «спит» под землёй, ожидая
возрождения Ромейской империи.
*
* * * * * * *
В начале XV
века византийский полемист Иосиф Бриенний писал: «Пусть никто не обманывается обольстительными надеждами,
что италийские союзнические войска рано или поздно придут к нам. Хотя они
притворяются, что они станут на нашу защиту, но они возьмут оружие для того,
чтобы разрушить наш город, народ и имя». События, последовавшие за
падением Константинополя в 1453 г., подтвердили обоснованность такого скепсиса. Формальный союз не принес
дивидендов. Желавшие купить поддержку Запада ценой веры греки просчитались. «Европейский союз» защитников – генуэзцев, венецианцев и итальянцев, критян и греков, каталонцев и провансцев – не
проявил высокой силы духа, решимости и единения, которые были бы достаточны для
защиты города, и Византийская империя пала под натиском дисциплинированной, технологичной
и укрепленной сильной идеологией ислама армии Мехмеда II. 
Вероотступничество
ради «коалиции» с Западом не спасло Византию.
Вступление Мехмеда II в город. Картина Фаусто Зонарро.
*
* * * * * * *
Уже
тогда в информационное пространство продвигались информационные конструкции-вирусы
– мемы. К примеру, увлеченные классической литературой и фразеологией, писатели
того времени, в том числе кардинал Исидор, были склонны называть турок тевкрами
(т.е. троянцами). Так был распространен мем «общего происхождения» турок и европейцев.
Несколько десятилетий спустя во Франции получило широкое распространение
письмо, будто бы написанное Мехмедом II папе Николаю V; в этом письме султан
якобы выражал удивление тем, что итальянцы проявляют к нему враждебность, в то
время, как они произошли от тех же троянцев, что и турки. Таким образом, они
все «родом» из Анатолии! И вот уже в Риме распространилось мнение, что греки наказаны за свои прежние бесчинства в
Трое – и тогда отказ Запада в помощи Византии почти справедлив! Папа Пий II
вынужден был дезавуировать эти удобные для самооправдания европейцев слухи,
повторяя, что тевкры и турки — не одно и то же. Эта легенда была одной из
причин, помешавших его усилиям организовать Крестовый поход.
Этно-историческое обоснование необходимости сближения
турок и европейцев (итальянцев) - «анатолийцев»! – распространяется и сегодня.
Турецкие руководители и европейские «философы» все так же отсылают к общему
«анатолийскому» прошлому. Однако, эта теория «анатолийских корней» приобретает оттенок
некой искусственности и ангажированности, т.к. вступает в противоречие с современными объективными
реалиями.
После
падения Константинополя
После
поражения греков среди европейцев распространились апокалиптические настроения.
Гибель Византии многие считали началом конца света: ведь только Византия была
преемницей Римской империи. В Европе ожидали ужасных событий: эпидемий чумы,
пожаров, засухи, землетрясений, наводнений и конечно нападений с востока. Несмотря
на призыв со стороны Папы Николая V к «крестовому походу» против «красного
дракона Апокалипсиса», ни Флоренция, ни Генуэзская республика, ни
Неаполитанское королевство, никакие другие западноевропейские «лидеры» из
числа бывших «союзников» по Унии не выступили против османского султана в
защиту христианской веры – и своей независимости! – а их пустую клятву принять участие в крестовом походе из-за
напыщенной рыцарской риторики назвали «обет фазана» (Voeux du faisan). Воинственные
призывы, песни, баллады не перешли в действие, и западные государи оставались пассивными, заботясь лишь о своих
мелко-политических и финансовых интересах. Все они, так или иначе, скоро «договорились»
с султаном Мехмедом и, часто ведя двойную игру, в конце концов довольно быстро установили с ним торговые и консульские отношения. Торговые пути важнее веры!
Сразу после лета 1453 г.
все соседние христианские государства прислали
свои посольства к султану. Хотя Константинополь и был потерян для них,
создавалось впечатление, что султан намерен оставить в покое соседей Византии. Однако
за свою свободу они должны были дорого платить.
Москва отвергает Унию
Незадолго до
этих событий, на русской земле, грек Исидор, ставший митрополитом Киевским и
всея Руси (1437 по 1442 гг. ) по воле Константинопольского патриарха, пытался
убедить князя Василия II в необходимости союза с католиками, что фактически подвело бы православную
церковь под власть Папы Римского, а Русь – под власть Запада. За продвижение Флорентийской
унии он был возведен в сан кардинала
Римской церкви с присвоением звания легата для провинций Литвы, Ливонии, Всея
Руси и Польши (Галиции). В марте 1441 г. он во время богослужения в Успенском
соборе Кремля среди иерархов стал первым поминать Папу Римского и прочел с
амвона постановление об унии Ферраро-Флорентийского собора. Однако «новыя
благодати отпадшему златолюбием и сребролюбием, и хитростию и научением
злонравнаго папы Римскаго Евгениоса, и ученика его Исидора гардинала» через три дня взяли под стражу по указу великого князя и заключили в Чудов
монастырь. Ему удалось бежать на Запад. Собор русских епископов, без согласия
константинопольского патриарха, нарек, в 1448 г., в московские митрополиты
рязанского архиепископа Иону. Чудотворец и радетель о благосостоянии
государства, митрополит Иона особенно заботился об охранении православия от
«латинства».
«Константинополь пал, — писал митрополит
Московский в 1458 г., — потому что отступил от
истинной Православной веры. Но в России эта вера все еще жива, — Вера Семи
Соборов, какой Константинополь передал ее Великому князю Владимиру. На
земле существует только одна истинная Церковь - Церковь Русская». ОТНЫНЕ ВЕЛИКАЯ МИССИЯ СОХРАНЕНИЯ ХРИСТИАНСТВА В ЕГО
ПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ВИДЕ ПЕРЕШЛА К РОССИИ.
Вскоре после
этого, в 1492 году, митрополит Зосима в своем послании о новой пасхалии назвал Ивана
III «новым царем Константином новому граду
Константинополю - Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя».
Угроза
восьмого собора
Автор «Слова
об осьмом соборе» прославляет духовно-политические достижения Кн. Василия в
защиту православия:
«Радуйся, православный княже Василие! уреза клас буйства
латинскаго, и не дал еси возрасти в православных церквах и в правоверных
христианех, и да не насладятся буйства латинскаго и ветхаго закона, да
вкусивше, забудут истинныя православныя веры, да не насладятся сердца неверия…»
Автор
объединяет «латинскую веру» и «ветхий закон» в противоположность православию, а
папе Евгению, приславшему Исидора, дает такую характеристику: «…а гордаго папы Евгениоса зловерие и буйство латыньския
веры и ветхаго закона непокорство разори и безумие зловернаго хитреца и
златолюбца и православныя веры разорителя и латиньскому неблагословенному
собору поборника, и от седми святых собор неблагословеннаго, и от греческия
веры отпадшаго златолюбием и сребролюбием, и осмаго собора исповедника по всем землям праваславным и латинским, гордяся и величаяся, сказателя
осмому собору и ветхому закону проповедника…».
Семь Вселенских Соборов. Икона.
О каком «осьмом соборе» идет
речь? «Восьмой собор» - пророчество, образное обобщающее название грядущего апостасийного (апостасия – отход) ЛЖЕСОБОРА объединенного выступления сил, продвигающих обновленческие, «модернизированные» решения в
ущерб истинному православию и древлему благочестию, не приемлющих или отменяющих
положения предыдущих Семи Соборов.
Еретический
лжесобор – предвестник катастрофы. По мнению авторитетов православной церкви, «[Вселенского]
Собора больше не будет. Было Семь Соборов, как семь Таинств, семь Даров Святаго
Духа» (Преп. Нектарий Оптинский).
В ГРОЗНОМ 15
ВЕКЕ ПРАВОСЛАВИЕ ИСКУШАЛОСЬ УНИЕЙ РАДИ ДОСТИЖЕНИЯ ЭФЕМЕРНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ВЫГОДЫ. В ЕЩЕ ДАЛЕКОМ ПРЕДСТОЯЩЕМ ДЛЯ АВТОРА «СЛОВА» 17 ВЕКЕ - ЭТО БЫЛО ИСПЫТАНИЕ ОБНОВЛЕННОЙ И
«ИСПРАВЛЕННОЙ» ВЕРОЙ В УГОДУ ЗАПАДУ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ – ЭТО ИСПЫТАНИЕ
ЭКУМЕНИЗМОМ.
Автор
славит князя Василия за то, что он сумел уберечь веру и тем самым – свое
государство: «…и отечество твоего княжения
просветися светом благочестия, недуги исцели и душа спасе церковными учении.
Радуйтеся и веселитеся вси священницы, повсюду православнии и христолюбивии
християне, не прельщенни и не укоренни неверными языки поганьскими, а от всех
стран прославленны, и великую славу и честь приясте со всеми христолюбивыми
странами, спасение и радость духовную, и
царствия наследницы бысте».
Уроки истории
Примерно за
десятилетие после падения Константинополя турки заняли все территории
Византийской империи, и все православные территории на Балканах оказались в их руках. Оставалось лишь еще одно православное государство, в чьи земли армии султана
никогда не проникали. И теперь русские, сохранив незапятнанной свою
православную веру, оказались обладателями единственного уцелевшего из
православного мира государства, чья мощь к тому же постоянно возрастала. Описывая гибель Царьграда, автор повести о его падении гордо заявляет: «... а наша русийская земля, Божиею милостью и молитвами
Пречистой Богородицы и всех чудотворцев, растет, и возвышается».
Для
православных христиан прежней Византии, стонущих в неволе, сознание того, что в
мире все же существует великий, хоть и очень далекий государь одной с ними
веры, служило утешением и надеждой, что он защитит их и, быть может, когда-нибудь
придет спасти их и вернуть им свободу.
Английский
исследователь-византинист Стивен Рансимен (1903-2000) в своей книге «Падение
Константинополя в 1453 г.» писал о том, что трагические события были
предопределены всем ходом исторического развития и сложившейся ситуацией:
западноевропейские государства не ладили между собой, а их тщеславные государи
стремились единственно к роскоши и удовольствиям; не было никакой высокой
мотивации, а были лишь корыстные интересы и предательство веры.
«Он [султан] сознавал, что христиане — его враги и ему
нужно зорко следить за тем, чтобы они не объединились против него. Впрочем, это
было не так уж трудно. Сам факт, что христианские государства не сумели прийти
на помощь Константинополю, показал их явное нежелание воевать за веру, если не
затронуты их непосредственные интересы».
Западным
государствам была безразлична судьба их христианских соседей: «Султан мог воевать с Венецией или Венгрией, а также, возможно,
с теми немногими их союзниками, которых удалось бы собрать папе, но он мог
воевать только с одним из них в отдельности. Никто не пришел на помощь Венгрии
в роковой битве на Мохачском поле. Никто не послал подкреплений на Родос
рыцарям-иоаннитам. Никого не волновала потеря венецианцами Кипра… И когда
христианнейший король Франции, предав память о той роли, какую его страна
сыграла в великую эпоху Крестовых походов, предпочел вступить в союз с султаном
неверных против императора Священной Римской империи, тогда всем стало ясно,
что никакого духа борьбы за христианскую веру более не существует.».
Английский
исследователь отмечает, что возвышение Москвы до лидерских позиций в
христианстве было закономерно: «То, что русские
оказались теперь главными поборниками православия, а Москва возвысилась до роли
Третьего Рима, тоже не было чем-то совершенно неожиданным. Самосознание
русских давно активно развивалось в этом направлении, когда их армии уже гнали
неверных татар обратно через степи, в то время как Константинополь все больше
нищал и вступил в нечестивую сделку с Западом. Семена всего этого уже были
посеяны, и падение Константинополя лишь ускорило их всходы».
«День 29 мая 1453 г., несомненно, является поворотным
пунктом в истории человечества. Он означает конец старого мира, мира
византийской цивилизации. В течение одиннадцати столетий на Босфоре стоял
город, где глубокий ум являлся предметом восхищения, а науку и литературу
классического прошлого тщательно изучали и берегли. Без византийских исследователей
и переписчиков мы знали бы сейчас не очень много о литературе древней Греции.
Это был также город, правители которого в течение многих веков поощряли
развитие школы искусства, не имеющей аналогии в истории человечества и
явившейся сплавом неизменного греческого здравого смысла и глубокой
религиозности, видевшей в произведении искусства воплощение Святого Духа и
освящение материального… Всему этому теперь пришел конец. Новые хозяева,
иноплеменники, не поощряли занятий науками среди своих христианских подданных.
Без покровительства свободного правительства византийское искусство начало
клониться к упадку. Новый Константинополь стал блестящим городом —
красивым, богатым, многонаселенным и разноплеменным. Однако его красота
олицетворяла ныне могущество мировой империи султанов, а не царство
Христианского Бога на земле, и его жители были разобщены различными
вероисповеданиями. Константинополь возродился, став на многие века предметом
восхищения всех, кто его посещал, но это уже был Стамбул, а не Византии.
Греков ожидали трудные времена. Хотя им и были обещаны
мир, справедливость и возможность обогащения, они были отныне гражданами
второго сорта. Отсутствие свободы неизбежно влечет за собой моральную
деградацию, и греки не смогли совершенно избежать ее…
Западная Европа с ее восходящей к предкам ревностью по
отношению к византийской цивилизации и духовными наставниками, осуждавшими
православных как еретиков и схизматиков, с преследующим ее чувством вины за то,
что она бросила великий город в беде, предпочла забыть о Византии….
Однако в деревнях простые люди думали иначе. Они никогда
не забывали плачи, созданные после того, как разнеслась весть о том, что великий
город пал, наказанный Господом за роскошь, гордыню и вероотступничество, но
героически сражался до последней минуты. Греки… чувствовали воодушевление и
прилив отваги всегда, когда говорили о последнем христианском императоре,
покинутом своими западными союзниками, который твердо стоял в проломе
стены, сдерживая натиск неверных до тех пор, пока они своим числом не одолели
его и он не пал — вместе с империей, ставшей ему саваном».
*
* * * * * * *
В ПОСЛЕДУЮЩУЮ
ПОЛОВИНУ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ Православный Восток часто был объектом захватнических
планов со всех четырех сторон света. Западная христианская Европа посылала
своих солдат завоевывать христианскую Русь, предпочитая не говорить при этом об
«общих корнях». Запад бросил на погибель «Второй Рим», Запад стремился, подобно
туркам-османам, уничтожить и «Третий Рим». Где те «унии», которые могут заставить
Запад поступиться добычей ради Христовых заповедей мира и любви?
Договор о дружбе, партнёрстве и кооперации между Италией и
Ливией был подписан в Бенгази в августе 2008 года. Ныне Италия односторонне
«приостановила» действие договора, чтобы наносить авиаудары по Ливии с баз в
Италии.
Итальянец
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю - Россию, Расею -
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного...
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю - и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах...
М.Светлов.
1943
Использованные ресурсы:
http://www.apocalypse.orthodoxy.ru/zenkovskij/
http://apocalypse.orthodoxy.ru/review/1969.htm
http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4868
http://mybible.org.ua/rst/old/ps/35/
http://bibliotekar.ru/istoria-rossii/156.htm
http://militera.lib.ru/h/runciman/12.html
http://ru.wikipedia.org/wiki/
