Поморские ответы - Древлее благочестие и благотворительность

Древлее благочестие и благотворительность

Часть3. Луч света и надежды:

купеческая щедрость

В статьях на тему благотворительности нередко высказывается мысль о том, что интенсивное развитие «традиции частной филантропии в России» в 19 веке обусловлено началом «бурного развития промышленности и накопления капиталов»: «с развитием промышленности благотворительностью стали заниматься и предприниматели». Упоминаются такие имена, как Бахрушин, Морозов, Рукавишников и другие.

Таким образом, расцвет благотворительности связывают с неким мистическим, будто невесть отчего произошедшим «расцветом промышленности»; благотворительность как бы экономически детерминирована – на марксистский манер. Между тем, все обстоит ровно наоборот: корни благотворительности, как и подъема промышленности в России в конце 19-начале 20 вв., следует искать не в марксистских схемах развития производительных сил, а в сфере духа, в сфере православного мировосприятия.

Сетевая организация старообрядцев

Следуя христианским заповедям порядка и милосердия, старообрядцы в стесненных политических условиях к началу 19 века сумели создать развитую самодостаточную социально-экономическую систему сетевого типа, в которой каждый был идентифицирован прежде всего по признакам веры и соответствия главным критериям древлеотеческого благочестия. Сетевая структура была суперобщиной, «государством в государстве». Это отнюдь не означало, что самоорганизованная старообрядческая сетевая организация была изолированной, замкнутой структурой, своего рода автаркией. Напротив, старообрядческая экономическая политика отличалась экспансией, а именно: расширением географии и диверсификацией видов деятельности, стремлением к освоению новых ниш за счет внедрения передовых технологий, нацеленностью на экономический рост через увеличение оборота на российском и внешних рынках, на победу в конкуренции – в том числе, благодаря знаниям рыночных механизмов (по-современному, маркетинга).

Старообрядцы жили во взаимодействии со всем российским социумом и были активными гражданами российского государства. Однако в выстроенной ими системе действовали свои особые законы, основанные на древнем обычае, на строгой этике Христовых заповедей. В этой среде выковывались цельные и волевые характеры русских предпринимателей, нацеленных на успех, жестких в конкурентной борьбе. Староверческая сеть опиралась на принципы взаимовыручки, информационной закрытости и приоритета православных ценностей. Именно это было первопричиной невероятной успешности предпринимательской деятельности старообрядцев.

Сеть связывалась воедино неформальными центрами. Это были Рогожское (для поповского согласия) и Преображенское (у беспоповцев) кладбища в Москве, дом Громовых в Санкт-Петербурге, Пермь, Казань, Нижний Новгород и ряд других.

* * * * * * *

Как функционировала сетевая старообрядческая система в жизни, никто не показал лучше, чем П.И.Мельников-Печерский в романах «В лесах» и «На горах». К сожалению, довольно сложно российскому читателю ознакомиться с этими интереснейшими произведениями, этой энциклопедией жизни и истории старообрядцев, поскольку с 1976 года, когда вышел восьмитомник автора, его книги не издавались.

История жизни одного из главных героев, заволжского «тысячника» Потапа Максимыча Чапурина, - это история того, как поднимался русский торгово-промышленный колосс. Показана исходная среда происхождения «русского экономического чуда», его духовно-идеологическая база – православие. Писателю и философу М.Пришвину, любившему книги Мельникова-Печерского, Потап Максимыч представлялся «древним русским князем», который «управляет лесными людьми, стелет им столы в торжественные дни». Это не просто поэтическая метафора. Старообрядчество действительно следовало древлеотеческим традициям тысячелетней давности, проносило сквозь века древнюю культуру и обычаи. Тысячелетние традиции – информационные модели, передаваемые из поколения в поколение, по всей вероятности, сформировали ГЕНОТИП СТАРООБРЯДЦА, который в конечном счете стал определять и мироощущение, и поведенческие установки, и реакции на внешние факторы и события у людей, чьи предки принадлежали к данной социокультурной группе. Этот генетический информационный код по сей день явственно и императивно дает о себе знать и управляет волей его носителя. «THE BLOOD SPEAKS»…

Ведется обычай у заволжских тысячников народу "столы строить". За такими столами угощают они окольных крестьян сытным обедом, пивом похмельным, вином зеленым <…> У Патапа Максимыча столы строили дважды в году: перед Троицей да по осени, когда из Низовья хозяин домой возвращался. Угощенье у него бывало на широкую руку, мужик был богатый и тороватый, любил народ угостить и любил тем повеличаться. Ста по полутора за столами у него кормилось; да не одни работники, бабы с девками и подростки в Осиповку к нему пить-есть приходили. … - Слушай же, Аксинья,- продолжал Патап Максимыч,- народу чтоб вдоволь было всего: студень с хреном, солонина, щи со свежиной, лапша со свининой, пироги с говядиной, баранина с кашей. Все чтоб было сготовлено хорошо и всего было бы вдосталь. За вином спосылать, ренского непьющим бабам купить. Заедок девкам да подросткам купить: рожков, орехов кедровых, жемков, пряников городецких. С завтрашнего дня брагу варить да сыченые квасы ставить.

- Пряников-то да рожков и дома найдется, посылать не для чего. От Михайлова дня много осталось,- сказала Аксинья Захаровна.

- Коли дома есть, так и ладно. Только смотри у меня, чтобы не было в чем недостачи. Не осрами,- сказал Патап Максимыч.- Не то, знаешь меня,- гости со двора, я за расправу. …(«В лесах», Кн.1 гл 5)

Скиты – бастионы древлеотеческой веры

Суровый на вид, но добрый сердцем, великодушный Потап Максимыч в романе олицетворяет поднявшийся «с ничего», одним «уменьем за дело взяться» класс русского народного предпринимателя, КУПЦА – локальную ячейку экономической старообрядческой сети. Одной из своих главных обязанностей эти деловые люди считали поддержку скитов – идеологических центров старообрядчества, труднодоступных «святилищ», где хранилась, сберегалась древлеотеческая вера.

«Служилым людям, хоть и казаков взять,- не до веры. Ихнее дело - царская служба, а вера – дело духовное, особая статья... Истинная вера монастырями да скитами держится, сиречь духовным чином... Оскудеет священный чин, престанет иноческое житие - тогда и вере конец... Нами стоит древлее благочестие... А много ль нас остается?.. Подумайте-ка об этом! («В лесах», гл.13).

История старообрядческих скитов драматична и малоизвестна, как, впрочем, и вся история старообрядчества, практически изъятая из официальных курсов истории России.

Иргизские монастыри

В декабре 1762 г. высочайшим указом императрицы Екатерины II бежавшим во все края староверам было дозволено вернуться в Отечество и «поселясь в России, пожить спокойно и в благоденствии в пользу свою и всего общества». В 60-70-е годы 18 века местом массового поселения старообрядцев стали берега реки Большой Иргиз. Сюда пришло множество переселенцев с Ветки, что находилась тогда на территории Польши недалеко от нынешнего Гомеля. Раскольникам было выделено в пользование 70 тыс. десятин (чуть более 76 тыс. гектаров) лучшей заволжской земли. Им были обещаны льготы, в том числе, освобождение от всех податей и работ сроком на 6 лет.

Тогда на Б. Иргиз пришли монахи Авраамий, Пахомий и Исакий с братией и основали скиты по течению реки. Постепенно небольшие поселения стали монастырями, построенными в виде правильного четырехугольника. Ставился довольно высокий деревянный забор или стена с каменными столбами. В центре возводили церковь или часовню, а вокруг с трех, а то и с четырех сторон правильными рядами шли кельи в два-три порядка.

Монахи вели аскетический образ жизни, общались с населением не только из окрестных деревень, но и со всей страны. Иргизские скиты стали крупными религиозными центрами. Есть легенды, что Иргиз был идейным вдохновителем Пугачевского восстания и что в скитах укрывали пугачевцев. Всего в тот период образовалось 5 старообрядческих монастырей (3 мужских и 2 женских).

К Иргизским монастырям благоволила Екатерина II и Павел I. В 1797 г. он отправил на Иргиз своего ближайшего вельможу – действительного тайного советника Рунича в качестве посла. Благодарные монахи написали императору письмо-заверение в «верноподданическом усердии и непоколебимой преданности.. во все дни живота [нашего]». Вскоре Высочайшим Указом иргизские монахи были освобождены от рекрутской повинности. Земли, занятые монастырями, были отданы монастырям в вечное владение. Это распоряжение после смерти Павла подтвердил и Александр I. Таким образом Иргизские монастыри стали обладателями огромного земельного надела в 12 тыс. 534 десятины.

Влияние Иргиза было огромно. Монастыри быстро стали для раскольников такой же святыней, как Афон для православных. Сюда, в «царство иноков», отовсюду шли и шли паломники. Здесь хранились нетленные мощи святых отцов Исакия и Асафа, от которых больные получали исцеление. Даже в самое трудное для раскола время, на Иргизе «священство» не оскудевало: отовсюду сюда стекались беглые православные священники. На Иргизе существовали особые школы, выпускники которых, старообрядческие священники, расходились по всей стране.

В 1805 г. в Верхне-Спасо-Преображенском монастыре состоялся собор, который признал и утвердил право на название «православной», «соборной» церкви только за иргизскими монастырями. Они получили единоличное первенство в распространении своих священников по раскольничьей России, объединив своим авторитетом Поволжье, Кавказ, Центральную Россию, Дон, Урал, Сибирь. Иргиз стал представлять конкуренцию официальной церкви.

Однако тот факт, что в Иргизских монастырях приветствовались беглые священники, среди которых было немало расстриг и авантюристов, подорвал духовную атмосферу в скитах. Если в первые годы своего развития Иргиз был символом аскетизма, благочестия и истинной веры, то со временем монахи перестали придерживаться богоугодных принципов. Многие завели частные хозяйства. В выходные и в праздничные дни на территории монастырей устраивалось нечто наподобие базара, где продавались такие запрещенные предметы и продукты, как чай, сахар и самовары. Некоторые монахи даже держали табак.

В 1825 году на престол взошел Николай I. Поводом для начала гонений на «иргизы» стало появление в составе Нижне-Воскресенского монастыря двух человек, которые оказались государственными преступниками. В конце 1827 г. иргизский «патриарх» Прохор и преступники были арестованы. В 1828 году монастырям было предъявлено требование перейти в единоверие, что отчасти было выполнено. Но в среде староверов, которых жило на территории Саратовской области более 63 тысяч, возникло сильное роптание и сопротивление, развившееся в своего рода локальную религиозную войну. Люди заявляли, что «не допустят отдать церковь к единоверию, хотя бы даже до пролития крови…». Пиком ее стали события 1837 года.

В феврале 1837 года в Средне-Никольский монастырь прибыли представители власти, жандармы и новообрядцы-понятые. Старообрядцы всего Саратова и округи собрались на звуки набата, чтобы оборонять святыню. Этот вооруженный конфликт закончился победой старообрядцев.

Но через месяц в монастырь прибыл отряд солдат с офицерами из Саратова и казаки из Астрахани. На подмогу им было собрано 2 000 человек из новообрядцев. На предложение перейти в единоверие тысяча человек, засевших в монастыре, ответили: «Монастыря не оставим, церкви нашей никому не выдадим. Сила наша будет крепче вашей силы». Вокруг монастырского храма в несколько рядов уже лежал народ, крепко сцепившись друг с другом. Понятые и солдаты бросились на неподвижно лежавших защитников, началось избиение; старообрядцев, укрывшихся за стенами, стали вязать и вытаскивать из монастыря. В течение двух часов монастырь пал и подвергся разграблению. Набивались и вывозились громадные сундуки с серебряными ризами от ободранных икон и с другими сокровищами, скопленными староверами. Разграблены были все припасы и утварь, вплоть до досок полов. По описанию очевидцев, «описать невозможно», что творилось тогда: кругом были «смятение, вопль, плач, убийственные кровавые раны между старообрядцами, в особенности же между женским полом и малолетними детьми», где лежали кучами избитые, «обагренные оных кровью».

В мае 1841 г. новый саратовский губернатор Фадеев двинулся с войском к последним двум оставшимся за старообрядцами монастырям: Верхне-Спасо-Преображенскому мужскому и Верхне-Покровскому женскому. Оба монастыря были лишены связи с соседними селениями. Защитить их было некому. Раскольники в очередной раз отказались принять единоверие, но были обмануты: святыни были окроплены «единоверческой» водой и потеряли святость. Последняя староверческая твердыня на Иргизе была покорена. 28 мая 1841 года, и этот день старообрядцы назвали «днем вавилонского пленения», с горечью признав, что закатилось «солнце православия».

Вместо пяти старообрядческих монастырей стало три православных единоверческих: два мужских – Воскресенский и Спасо-Преображенский и один женский – Никольский. Но осколки «старой веры», как и после разрушения Выговского общежительства, продолжали существовать. Иргизские староверы «переформатировались» во множество толков, более замкнутых и твердых, чем раньше. Старая вера в лице насельников монастырей распространялась по всей России: за Волгу на горы, на Урал, на Обь, на Дон и Терек, за Кубань и т.д. Старцы и старицы из «пустыни прекрасной», как иногда называли Иргиз и озеро Калач, над которым стоял один из монастырей, превращались в странствующих пропагандистов истинной веры. Вырастали новые скиты и обители.

Керженские скиты

Одними из самых известных и старых были скиты Нижегородской губернии. Нижегородские непроходимые леса, подобно лесам святорусского севера, крепко берегли тайну насельников, гонимых официальной властью. Большинство скитов ставилось на реке Керженец, левом притоке Волги. К началу 19 века в Семеновском уезде Нижегородской губернии, по территории которого протекала река Керженец, насчитывалось 54 скита. В них проживали и священники с Иргиза (в частности, в Комаровском и Улангерском).

Керженские скиты были поселениями монастырского типа. Скитские обители представляли собой многосрубные двухэтажные строения. Подобное здание имело крытый двор, многочисленные переходы, сени и светлицы. В главный коридор выходили двери келий, а сам он вёл в просторную моленную, которая была украшена иконами древнего письма. Там ежедневно проводились богослужения.

Самым древним из Керженских скитов являлся Оленевский скит. Он был основан еще в XV веке св. Макарием Желтоводским с иноками по дороге в Унжу после разорения Желтоводского монастыря казанским ханом Улу-Махметом. По старообрядческому преданию, на месте, где был основан скит, странникам явился олень — отсюда и произошло название скита. После церковных реформ патриарха Никона оленевские пустынножители не приняли нововведений. Согласие, к которому принадлежал скит, определялось как беглопоповское («перемазанщики»). Так назывались старообрядцы, принимавшие священство, поставленное в канонической Православной церкви, но перешедшее к старообрядцам («бегствующее священство»). Обители этого согласия управлялись непосвященными игуменами и игуменьями. Беглопоповцы поддерживали отношения с Рогожским кладбищем в Москве.

<<<Уставщицы в Оленевском скиту (фотография 1897 года)

В 1737 случилось «Питиримово разоренье» разгром старообрядческих поселений по указу Нижегородского митрополита Питирима. Оленевский скит уничтожили, но он был восстановлен после указа Екатерины II 1762 года, прекратившего преследования старообрядцев. На начало XIX века в Оленевском скиту насчитывалось 14 женских обителей, и он был одним из известнейших на Керженце. К середине 19 века он стал по сути старообрядческим монастырем. На его месте впоследствии возникло село Большое Оленево.

1 марта 1853 года вышел печально известный указ Николая I от об уничтожении скитов в Семёновском уезде Нижегородской губернии. И в 1855 году Оленевский скит снова подвергся репрессиям. К моменту «выгонки» там в 18 обителях с восемью моленными. проживало более полутысячи человек. После разгрома многие скитницы не переселились, как было велено, в Улангерский скит, а остались жить «по месту прежней приписки» - так писалось в донесениях.

К числу первых скитов относился также Старый Шарпан. Он был основан, по легенде, в 1657 году Соловецким иноком Арсением, которого в Керженский лес привела икона Казанской Божьей матери. Скит уцелел после питиримовского разоренья 1737 года, а в конце 18 века, после указа Екатерины II, количество насельников там достигало 5000 человек. На месте этого скита после николаевской «выгонки» возник скит Новый Шарпан, закрытый в очередной раз уже в 1928 году.

Среди первых скитов выделялись скит Смольяны, основанный монахами из знатных родов Салтыковых, Потемкиных, Шуских, а также Корельский скит — по старообрядческому преданию, он был основан Анфисой Колычевой, родственницей митрополита Филиппа, сосланной в эти места Иваном Грозным. После никоновских реформ скит ушел в раскол и относился к беспоповскому толку, имел общение со староверами поморского согласия. Упразднённый ещё в XVIII веке, он возродился в соседней деревне Корельское в начале XIX века. В 1891 году на деньги Саввы Морозова в скиту была построена новая часовня.

Были на Керженце и другие скиты: Голендухин, Гордеевский, Одинцовский и др. Часть их была уничтожена во время Питиримова разоренья, другие – во время «выгонки» в 50-е годы 19 века. Десятки тысяч староверов уходили на восток – в Пермскую. губернию, а оттуда еще дальше – в Сибирь, Алтай, Дальний Восток. По названию реки Керженец, переселенцев стали называть «кержаки». Эти нижегородские носители культуры северорусского типа на территории юго-западного Алтая составили основу образования общины «алтайских каменщиков» (от слова «камень» - каменистая местность), принадлежавшей к поморскому согласию. Сюда приходили и выходцы из Поморья, Олонецкой, Новгородской, Вологодской, Пермской губерний. Так поморское согласие расширяло свою географию. Позднее кержаками стали называть всех старообрядцев, в противовес «ми́рским» — приверженцам официального православия.

Старообрядцы, проживавшие на Керженце, - так же, как и в других российских губерниях, формально принадлежали к разным согласиям: беспоповства, беглопоповства (поповского согласия), но все вместе они берегли древлеотеческое православие. История скитов, этих духовных оплотов старой веры, - это цепь гонений, разорений и возрождений в новом виде. Недаром так чтима в древнерусском эпосе Жар-птица – пришедший из времен начала истории человечества символ вечной жизни птица Феникс, сжигающая себя в предчувствии конца и возрождающаяся из пепла в новой ипостаси. Так в бесконечном времени-пространстве проходит свое развитие, умирает и вновь возрождается через «большой взрыв» Вселенная.

Комаровский скит у П.И.Мельникова-Печерского

<<< Комаровский скит (1897 год)

В романах Мельникова-Печерского описана жизнь Комаровского скита, что стоял на Керженце с конца 17 в. Действие разворачивается в сложное для старообрядцев время: между основанием Белокриницкой старообрядческой митрополии (1846 год) и разорением керженских скитов в 1853-1854 годах.

Комаровский был самым крупным и богатым среди всех Керженских скитов. В период расцвета в нём было 48 обителей, в которых проживало до 2000 человек. Среди скитников были родственники князя Потемкина и царицы Анны. После начала николаевской «выгонки» в Комаровском скиту не осталось мужских обителей. В 1853 году в скиту было уже 12 обителей, где проживало до 500 скитниц и столько же послушниц.

В Комаровский скит в разное время входили Бояркина обитель, Игнатьева обитель, Ионина обитель и Манефина обитель. Именно последняя изображена в романах Мельникова-Печерского. Основана она была Манефой Старой, упоминаемой в романе (ум. в 1816 году). Почитаемая старообрядцами как преподобная. Манефа, она происходила из купеческого рода Осокиных города Балахны, поддерживала контакты с висимскими скитами, которые снабжали её обитель маслом и рыбой. Её каменная гробница (деревянный навес со звонницой из трёх колоколов восстановлен в 2000-е годы) являлась объектом паломничества. Гробница была устроена в 1818 году на деньги московского купца 1-й гильдии Филиппа Яковлевича Касаткина и украшена надписью: «Духовныя моя сестры и спостницы не забудите мне егда молитеся но видевше мой гроб поминайте мою любовь и молитеся Христу да учинит дух мои с праведными».

<<< Могила матери Манефы.Комаровский скит

Манефа Новая (ум. в 1877 году) возглавляла обитель во время «выгонки» 1855 года. Именно ее изобразил Мельников-Печерский в романах как строгую сестру Потапа Максимыча. На Керженце «… самою богатой, самою знатною обителью стала обитель Манефы Новой, оттого, что в ней прочно основано было общежительство, строги были уставы общины и не видано, не слыхано было про какое-нибудь от них отступление».

Поражает глубина образованности и начитанности скитских затворниц: наизусть были выучены «Стоглав», псалмы, «Голубиная книга», канонические книги и памятники древлеотеческого предания. Роль скитов в сохранении старообрядческой традиции и древлеотеческой православной веры трудно переоценить. В скитах жили и посвященные монахини, и белицы – девушки-«белоручки», отданные на воспитание и обучение, и нанятые работники. Здесь могли поселиться и жить сколь угодно долго, своей кельей, со своими привычками одинокие богатые женщины (в романе – богатая вдова Марья Гавриловна). Жизнь в скиту была хорошо организована, функции распределены. При этом скит, как и купеческий дом, вовсе не был обителью скуки и мрачным «темным царством»: при всем соблюдении приличий и обычаев девушки здесь наряжались и веселились; сюда погостить приезжали купеческие дочери (прихватив с собой не один десяток сарафанов) и молодые купцы. Были здесь и любовь, и тайные встречи, и побеги с женихами - «свадьбы уходом».

Скиты поддерживали народные обычаи. В романах Мельникова-Печерского описаны паломничества инокинь и белиц к почитавшимся окрестным святыням, народные праздники, где безраздельно объединялись все - и обитатели скитов, и крестьяне из окрестных деревень. Скитские «матери» так же, как царицы и боярыни, ставили столы, приглашали на свои праздничные обеды деревенских жителей и раздавали милостыню бедным, следя за справедливостью распределения даров:

«Мать Таифа,- сказала игуменья, вставая с места.- Тысячу двадцать рублев на ассигнации разочти как следует и, по чем придется, сиротам раздай сегодня же. И ты им на масленицу сегодня же все раздай, матушка Виринея... Да голодных из обители не пускай, накорми сирот чем бог послал..» («В лесах», гл. 3).

Именно скитами во многом поддерживалась старообрядческая сеть: сюда приезжали за советом и благословлением богатые купцы, здесь воспитывались их дочери, отсюда посредством шифрованной переписки осуществлялась информационная связь скитов друг с другом и со столичными центрами. Скиты, как и торгово-промышленные предприятия, входили в структуру сетевого «государства в государстве»: оставаясь независимыми, они тем не менее ориентировались на неформальные старообрядческие центры. Скиты поддерживали связи с зарубежными старообрядцами. В них обсуждались и решались вопросы организационной политики.

В романе «В лесах» описан старообрядческий собор, проводившийся в Комаровском скиту по инициативе Манефы Новой для решения вопроса о присоединении керженецких насельников к Белокриницкой митрополии.

- А вы как, матушка, насчет австрийского священства располагаете? - робко спросила Евпраксия.

- Мы бы, пожалуй, и приняли,- сказала Манефа.- Как не принять, Евпраксеюшка, когда Москва приняла? Чем станем кормиться, как с Москвой разорвемся? Ко мне же сам батюшка Иван Матвеич с Рогожского писал: принимай, дескать, матушка Манефа, безо всякого сумненья. Как же духовного отца ослушаться?.. Как наши-то располагают, на чем решаются?.. По-моему, и нам бы надо принять, потому что в Москве, и в Казани, на Низу и во всех городах приняли. Разориться Патапушка может, коль не примет нового священства. Никто дел не захочет вести с ним; кредиту не будет, разорвется с покупателями. Так-то!» («В лесах», гл. 4).

* * * * * * *

Скит был той структурой, которая оказывала социальную помощь и опеку всем членам старообрядческого неформального сообщества, бедным и богатым. Это была и школа, и своего рода институт благородных девиц, и дом призрения для больных, одиноких, бедных и престарелых. Здесь в тайне вырастали незаконнорожденные дети. Здесь находили пристанище все те, кому не было места в официальном обществе, кого государство не принимало в расчет.

«Девки не бойкие, особенно те, кого бог красотой обделил, засиживаются и стареют в родительском дому за денноношной работой. Минет тридцать лет - куда ей деваться? Редко выищется такой человек, чтобы взял за себя старую; разве иная за вдовца старика на большую семью пойдет. Старой девке середь молодых уж и места нет - все ее чуждаются... Куда деваться, к чему себя пристроить, а умрут отец с матерью, куда приклонить голову?.. И принимается девка за "душеспасенье": в скит пойдет, либо выпросит у отца кельенку поставить на задворице, и в ней, надев черный сарафан и покрыв черным платком голову, в знак отречения от мира, станет за псалтырь заказные сорокоусты читать да деревенских мальчишек грамоте обучать,- тем и кормится. По времени в келейку ее три-четыре таких же старых девок наберется, заведут они "общежитие",- смотришь, маленький скиток в деревне завелся: и моленная в нем и служба вседневная, покуда полиция, проведав про богомолок, не разгонит их по своим местам, откуда которая пришла. («В лесах», гл. 7)

Скиты и торгово-промышленные предприниматели существовали в неразрывном симбиозе, питая друг друга духовно и материально. «Каждая скитская артель жила подаяниями богатых старообрядцев, щедро даваемыми за то, чтобы "матери хорошенько молились". И матери добросовестно исполняли свои обязанности: неленостно отправляли часовенную службу, молясь о здравии "благодетелей", поминая их сродников за упокой, читая по покойникам псалтырь, исправляя сорочины, полусорочины, годины и другие обычные поминовения. Под именем "канонниц", или "читалок", скитские артелей отправляли в Москву и другие города молодых белиц к богатым единоверцам "стоять негасимую свечу", то есть день и ночь читать псалтырь по покойникам, "на месте их преставления", и учить грамоте малолетних детей в домах "христолюбивых благодетелей". Отправляли по разным местам и сборщиц с книжками. Ежегодно к празднику Пасхи такие сборщицы съезжались в скит и привозили значительные суммы денег и целые воза с припасами разного рода и с другими вещами, нужными в хозяйстве. В стенах общины каждый день, кроме праздников, работа кипела с утра до ночи... Пряли лен и шерсть, ткали новины, пестряди, сукна; занимались и белоручными работами: ткали шелковые пояски, лестовки, вышивали по канве шерстями, синелью и шелком, шили золотом, искусно переписывали разные тетради духовного содержания, писали даже иконы. Но никто на себя работать не смел, все поступало в общину и, по назначенью настоятельницы, развозилось в подарки и на благословенье "благодетелям", а они сторицею за то отдаривали». (Часть 2, гл 1).

Скитская духовная работа щедро вознаграждалась. Без всяких царских указов, по одному лишь неписаному закону шла купеческая помощь. И не «копеечная милостыня»! Но, без ханжеского стеснения, адресная благотворительная щедрость подвергалась строгому учету и упорядочению, как в договоре. Вот, к примеру, какие распоряжения получала игуменья Манефа в письмах щедродателей:

«… Георгия Хозевита возлюбленнейший сын наш Герасим Никитич от сего тленнаго света отъиде и преселися в вечный покой. И вам бы его поминати на двадцатый и на сороковой день, полугодовыя и годовыя памяти творити, и вписати бы его в сенаник и вечно поминати его, а в день кончины его и на тезоименитство, 4-го марта, кормы ставить: по четыре яствы горячих и квасы сыченые, и кормити, опричь обительских, и сирот, которые бога ради живут в ските вашем. Пять сот рублев на серебро вкладу на вечное поминовение пришлем с Ростовской ярмарки, а теперь посылаем двести пятьдесят рублев ассигнациями в ручную раздачу по обители и по сиротам и по всем старым и убогим, которые бога боящеся живут постоянно: на человека на каждого по скольку придется, и вы по ним по рукам раздайте. А нас письменно уведомьте, все ли получили деньги, и означьте в письме вашем доподлинно имена обительских, а также сирот, которым раздадите наше усердное приношение. Только тем подавайте, которые хорошо молятся и живут постоянно, помолились бы хоть по три поклона на день во все шесть недель за Гарашу покойника и за нас, о здравии Никиты и Евдокии и о вдовице Гарашиной Анисии с чадами. А здесь у нас на дому молятся хорошо - негасимую и всенощную читает ваша читалка, Аринушка, прилежно и усердно, все чередом идет. У Богдановых она годовую отчитала, и мы ее взяли к себе. А как у нас отчитает, то мы пришлем в вашу обитель еще приношение по силе возможности. За сим, припадая к стопам ног вашея честности и паки прося святых ваших молитв, остаемся ваши доброжелатели Никита Зарубин с сожительницею, снохою и внучатами».

Староверческая сетевая организация держалась на единстве духовного и материального. Отход от старой веры в единоверие был разрушительным для всей системы, т.к. он приводил к ослаблению «сетевых» связей и разрушал системную целостность.

«…- Праздного слова, братец, не говори,- вступилась Манефа.- В достаточных обителях точно - деньжонки кой-какие водятся, говорить про то нечего, а по бедным не богаче сирот живут. Вот хоть у нас в Комарове взять: налицо осталось двенадцать обителей, в семи-то, дай бог здоровья благодетелям, нужды не терпим...А в пяти остальных такая, братец, скудость, такая нищета, что - верь ты, не верь моему слову - ничем не лучше сиротских дворов... Совсем не стало им теперь подаяния. Оскудела рука христиан, стали больше о суете думать, чем о душеспасенье. С тех пор как на Керженце у Тарасия да в Осиновском у Трифины старцы да старицы от старой веры отшатнулись, благодеющая рука христиан стала неразогбенна. Зачали, слышь ты, на Москве все наши заволжские обители в подозренье держать, все-де мы за Керженцом да за Осинками в это единоверие последуем. Заподозрили и присылать перестали. Вот оно что, а ты еще говоришь: лицемерят. Какое тут лицемерие, как есть-то нечего… Хоть нашу обитель взять. Ты не оставляешь, в Москве и в Питере есть благодетели… А другие совсем до конца дошли…

Рассохиных взять: …в прежнее время Рассохиных обитель была богатая, это правда и по всему христианству известно,- сказала Манефа.- Одних инокинь бывало у них по пятидесяти, а белиц по сотне и больше. До пожара часовня ихняя по всем скитам была первая; своих попов держали, на Иргиз на каждого попа сот по пяти платили. Да ведь такое пространное житие было еще при стариках Рассохиных. А теперь, сам ты знаешь, каковы молодые-то стали. Стару веру покинули, возлюбили новую, брады побрили, вышли в господа и забыли отчие да дедние гробы. Как есть одна копейка, и той от них на родительску обитель не бывало. Слава мира обуяла Рассохиных... Ну, и захудала обитель: беднеть да беднеть зачала. К тому же господь дважды посетил ее - горели.

- Сундуки-то, чать повытаскали? - спросил Патап Максимыч.

- Не успели,- молвила Манефа.- В чем спали, в том и выскочили. С той поры и началось Рассохиным житье горе-горькое. Больше половины обители врозь разбрелось. Остались одни старые старухи и до того дошли, сердечные, что лампадки на большой праздник нечем затеплить, масла нет. Намедни, в рождественский сочельник, спасову звезду без сочива встречали. Вот до чего дошли!

Патап Максимыч подумал немного. Молча достал бумажник, вынул четвертную (25 рублей) и, отдавая Манефе, сказал: - Получай. Дели поровну: на пять обителей по пяти целковых. Пускай их едят блины на масленице…»

Благотворительность как образ жизни

Благотворительность предпринимателя-старообрядца не ограничивалась щедрыми пожертвованиями скитам и деревенским беднякам да сиротам. Во всех своих лучших проявлениях старообрядец был ТВОРИТЕЛЕМ БЛАГИХ ДЕЛ. Благотворительность, в древнем понимании человеколюбие, была не разовой акцией, а образом жизни, главным и непреложным законом, обеспечивавшим успешное существование всего сетевого сообщества и каждого его члена в отдельности. Можно сказать, что именно христианская заповедь добра и милосердия, рождающая уважение и доверие к ближнему по духу, и была тем столпом, который служил опорой всему старообрядческому братству.

Любовь к ближнему как моральный императив воплощалась в конкретной помощи, взаимовыручке, в реальной жизни имевшей вполне материальное выражение. В сетевом сообществе предпринимателей-старообрядцев, действовавших по всей необъятной территории России, проблема долга далеко не всегда решалась путем кредитования под процент. Было принято давать деньги взаймы без процентов и даже без расписок, на длительный срок. Так, в романе Потап Максимыч, узнав о том, что семья его нового управляющего Алексея пострадала от пожара, дает на восстановление дела триста рублей – не «копеечную милостыню», а солидную сумму, необходимую и достаточную, чтобы встать на ноги. Под честное слово мгновенно собирались значительные суммы на экстренные нужды. Старообрядческая община была гарантом и кредитором.

Другая сюжетная линия в романах рисует милосердный обычай призрения сирот – обретения «богоданных» детей. Чапурин удочерил сироту Груню, потерявшую родителей во время эпидемии холеры. «Вспоил, вскормил ее и воспитал наравне с родными дочерями, ни на волос их от богоданной дочки не отличая. И благословение божие почило на добром человеке и на всем доме его: в семь лет, что прожила Груня под кровом его, седмерицею достаток его увеличился, из зажиточного крестьянина стал он первым богачом по всему Заволжью». Сама Груня по совершеннолетии стала богоданной матерью четверым сиротам, выбрав в мужья уже немолодого вдовца.

В романе показано, как старообрядцы хранят и такую древнюю традицию милосердия, как выкуп пленных. Когда-то в молодости купец Смолокуров потерял брата: во время охоты на тюленей оторвалась льдина, и брата унесло в море. И вот через много лет приходит известие, что брат не погиб, а томится в туркестансом плену. Несмотря на свою скаредность и угрозу утраты половины наследства, Смолокуров все же организует непростую кампанию по выкупу брата. Так велит обычай и христианский долг!

* * * * * * *

В среде староверов люди оцениваются по нравственным качествам: приоритет отдается не имущественному статусу, хотя он немаловажен, и даже не принадлежности к своему согласию, а честности, инициативности, трудолюбию. По этим качествам Потап Максимыч присматривает женихов для своих дочерей. И ошибается. Да, люди – не ангелы, им свойственны недостатки и пороки. И все же Христовы заповеди нерушимы, а отступившие от них бывают наказаны жизнью. Погибает от руки судьбы в волжских волнах предавший всех корыстный Алексей. Ожесточенный от жизненных несчастий купец Смолокуров, склонный к безжалостному подавлению контрагентов и должников, в конце истории также оказывается наказан: едва не потеряв единственную дочь – весь смысл своей жизни, он преждевременно утрачивает здоровье, «выбывает из мира живых», а дела его вынужден временно взять на себя все тот же добрый и безотказный Потап Максимыч. Ведь в корпорации купцов-старообрядцев было не принято бросать в беде оставшихся без опеки детей.

Из истории известно, какие удары судьбы настигли Николая I, «рыцаря самодержавия», жестокого разорителя скитов: при нем (во время «выгонки»!) была проиграна Крымская война 1853-1856гг. Сам царь умер от простуды в момент осады Севастополя, в1855 г. А в 1856 году Россия подписала унизительный Парижский мирный договор и потеряла часть своих территорий. Существует конспирологическая версия, что Николай I покончил с собой, выпив яд, не в силах пережить неудачное течение Крымской войны. «Благими намерениями вымощена дорога в ад…».

<<< Портрет Николая I работы Владимира Сверчкова (1856)

Авторы «русского чуда»: православные торгово-промышленные капиталисты («купцы»)

Вся распределенная в сети старообрядческая община самоидентифицировалась по признаку веры. Христовы заповеди составляли непоколебимый нравственный каркас старообрядческой сетевой системы. Закаленные в борьбе за выживание и сохранение веры старообрядцы развили в себе качества, которые в 19-начале 20 вв. обеспечили появление «русского чуда». Христова идеальная любовь воплотилась в материальные достижения государственного масштаба.

«А как у нас на святой Руси холод да голод пристукнут, рад бы поленился, да некогда... И выходит: где земля хуже, там человек досужей, а от досужества все: и достатки и богатство...

- А ведь это так, это он дело сказывает,- кивнул Патап Максимыч куму Ивану

Григорьичу.- Говорится же ведь, что всяко добро от божьего ума да от человечьего труда.

- Да,- подтвердил Василий Борисыч.- Всё трудом да потом люди от земли взяли... Первая заповедь от господа дана была человеку: "В поте лица снеси хлеб твой"...

- Фабрику, значит, поставить, либо завод какой?- сказал Патап Максимыч….

- Не фабрики, кустарей по какому ни на есть промыслу разводить – вот что надо,- сказал Василий Борисыч.- И пример с них мужики скорее возьмут, и веры в тот промысел будет побольше... Да вот к примеру хоть Вичугу (Кинешемского уезда Костромской губернии) взять, от здешних лесов не больно далеко, и там земля неродима... До французского года (1812 г. ) ни одного ткача в той стороне не бывало, а теперь по трем уездам у мужиков только и дела, что скатерти да салфетки ткать. И фабрики большие завелись, да речь не об них... По иным деревням, что ни дом, то стан... Заобихожий (лишний в доме) круглый год за работой; тяглецы, как не в поле, тоже за станом стоят... И что денег тем мастерством добывают!.. Как живут!.. А как дело-то зачиналось?.. Выискался смышленый человек с хорошим достатком, нашего согласия был, по древлему благочестию, Коноваловым прозывался, завел небольшое ткацкое заведенье, с легкой его руки дело и пошло да пошло... И разбогател народ и живет теперь лучше здешнего... Да мало ль таких местов по России. А везде доброе дело одним зачиналось!.. Побольше бы Коноваловых у нас было - хорошо бы народу жилось.

- Да,- промолвил Патап Максимыч и крепко задумался…. "Слыхал и я про Коновалова,- думал он сам про себя.- Добром поминают его по всему околотку, по всем ближним и дальным местам... Можно про такого человека сказать: "Сеял добро, посыпал добром, жал добро, оделял добром, и стало его имя честно и памятно в род и род". Голодного накорми, слабому пособи, неразумного научи, как добро наживать трудом праведным, нет тех дел святее перед господом и перед людьми... От людей вечный помин, от господа грехов отпущенье... И в писании сказано: "блажен"... Что каменны палаты в Петербурге?.. Что железны дороги да расчистка волжских перекатов - коноваловское дело превыше всего... Смогу!.. (Кн.2 Гл.10).

Кто же такой Коновалов, которого П.И.Мельников-Печерский изобразил в качестве образца успешности и христианского добротолюбия?

Формирование купеческих династий: П.К.Коновалов и потомки

Речь идет о Петре Козьмиче Коновалове – крестьянине, отпущенном на свободу помещиком А.Хрущевым, основателе династии текстильных фабрикантов. История становления его дела типична для российского предпринимательства. В 1812 году он открыл в деревне Бонячки Костромской губернии Кинешемского уезда небольшое предприятие по производству бумажной пряжи. Первоначально пряжа раздавалась крестьянам окрестных деревень, которые вручную производили из нее ткани. На фабрике ткани вручную окрашивались.

Постепенно Петр Коновалов совершенствовал производство. В 1830 году он установил на фабрике конные приводы. Выпускаемые ткани находили хороший сбыт. За высокое качество продукции предприятие Коновалова было удостоено в 1831-1833 гг. серебряной и золотой медалями «За трудолюбие и искусство». На мануфактурной выставке в 1843 году предприятие получило новую награду – право использовать Государственный герб на вывесках фабрики и ее изделиях. Петр Коновалов пользовался очень большим авторитетом в Кинешемском уезде, ибо развернутое им ткацкое производство способствовало росту благосостояния местных жителей.

Производство значительно расширилось при сыне Петра Козьмича Александре Петровиче, который вступил во владение мануфактурой в 1849 году. Он решил модернизировать производство и в 1857 году заменил обслуживавший отделочные машины конный привод паровым двигателем. В новом корпусе для механического ткацкого производства были установлены купленные в Англии 84 станка при паровом двигателе в 25 лошадиных сил. Деятельность фабрики быстро расширялась. В начале 1870 гг. использовалось уже 813 механических станка и была построена новая фабрика с паровым двигателем мощностью 50 лошадиных сил.

Предприятие едва не было погублено пожаром, в котором сгорели ткацкий корпус и отделочное отделение. Но в среде старообрядцев своих не бросали: средства были найдены, и А.П.Коновалов не только не остановил производства, но расширил его: в 1872 году работало уже 852 станка при двух паровых двигателях. Он вкладывал деньги в техническую инфраструктуру: одним из первых телефонизировал свои фабрики в 1887 г. – за три года до появления телефонной связи в Японии; финансировал строительство железной дороги от Иваново-Вознесенска к Волге. Сын Александра Коновалова Иван оказался не очень способным к управлению производствами, и фабриками занималась его жена, Екатерина Ивановна, которая затем передала дело сыну – Александру Ивановичу. Текстильному делу он обучался в Германии, стажировался на предприятиях разных стран Западной Европы. А.И.Коновалов не только вводил новые технологии на производстве, но развивал экономические механизмы отрасли. Он стал инициатором создания страховой корпорации текстильных фабрикантов, основанной для противодействия диктату акционерных страховых обществ. Был одним из создателей в 1907 году Хлопкового комитета при Московской бирже – специального органа по контролю за качеством сырья.

А.И.Коновалов стал диверсифицировать свою деятельность. При его участии был открыт завод по изготовлению инструментальной стали «Электросталь». Занимался банковским делом. Вместе с П.Рябушинским, А.И.Коновалов осуществил идею создания клуба предпринимателей и ученых, «экономических бесед», где обсуждались проблемы создания условий для развития хозяйственной жизни страны.

Коноваловы, как и другие династии русских промышленников, не мыслили своей деятельности без «творения благого дела». Благие дела относились к сфере социального обеспечения работников коноваловских фабрик. Вот некоторые факты. Сын основателя династии Александр Петрович Коновалов организовал снабжение своих фабричных лавок хлебом и крупами по низким ценам. Он построил также благоустроенные рабочие казармы с кухнями, погребами и вентиляторами на окнах, с электрическим освещением и центральным отоплением.

Был создан рабочий поселок Сашино. В нем имелось 120 домиков, которые арендовались рабочими. Дома имели 3-4 комнаты, кухни; к ним примыкали сени, чулан и уборная. При каждом доме был разбит сад и огород. Деревья для сада рабочие получали бесплатно из фабричного питомника. Стоимость дома погашалась в течение 12 лет, после чего он переходил в собственность арендатора.

Распространенной практикой в то время было использование детского труда, и Александр Петрович не был исключением. В большинстве случаев дети на фабрику поступали неграмотными. Для них было организовано начальное училище. Возраст учащихся составлял от 12 до 15 лет. В 1889 году было открыто ремесленное училище, где дети получали профессиональное и общее образование. В поселке Сашино была создана земская школа, половину денег на строительство которой выделил Коновалов.

При создании новых производств открывались и новые школы. Коноваловы выделили деньги на стипендии для обучающихся в средних и высших учебных заведениях. При фабрике в Бонячках существовала бесплатная библиотека-читальня. Был создан приют.

Развиваемая социальная сфера включала также медицинское обслуживание. При фабрике в Бонячках была создана большая двухэтажная больница для рабочих и служащих с несколькими отделениями. Там имелись свето- и водолечебница, а также рентгеновский кабинет. Ежегодные расходы на больницу в 1912 году составляли 65-70 тыс. руб. Эта больница была создана при Александре Ивановиче Коновалове, который вообще отличался стремлением к улучшению условий труда и быта своих рабочих и служащих даже в ущерб не только собственному благополучию, но и финансовым показателям фирмы. Выпускник физмата Московского университета, крупный политик, Он вел очень умеренную жизнь, не сорил деньгами. Зато средства на социальную сферу выделялись весьма значительные. Из-за этого норма прибыли на основной капитал была на фабриках А.И.Коновалова в 2-4 раза ниже, чем у некоторых других промышленников.

Как делегат 4-й Государственной думы, в июне 1913 г он внёс в Думу законопроект по рабочему вопросу, в который включались: охрана труда женщин и малолетних, строительство жилищ для рабочих, страхование по инвалидности, старости и др. В 1900 г. на своих фабриках он ввел 9-часовой рабочий день, отменил ночные смены, отказался от использования детского труда, повышал заработную плату наемных работникам.

В начале 1918 г. А.И.Коновалов эмигрировал во Францию. И за границей он не оставлял поприще заботы о людях: вместе с кн. Г.Е. Львовым и Н.Д. Авксентьевым руководил организацией по устройству русских за рубежом и школьному образованию детей эмигрантов. Остаток жизни он провел в США, куда уехал с началом Второй мировой войны.

<<< Худ. В.Перов. «Приезд гувернантки в купеческий дом» (1866)

Таковы были те самые русские КУПЦЫ, которым в течение многих десятилетий усилиями «элитарных» или «демократических» литераторов, композиторов и художников придавался образ косных и невежественных, распутных и грубых хамов - непременно бородатых, толстых и богатых.

Социальные благотворительные проекты

В 19 веке государство демонстрировало свою заинтересованность в развитии в стране благотворительной деятельности. Ведь купцы снимали с государства львиную долю затрат на социальные дела. К концу 19 века две трети средств, истраченных на благотворительность в России, принадлежали частным лицам, и лишь четвертая часть выделялась казной, земствами, городскими властями и церковью. По Высочайшему повелению от 14 декабря 1877 года было разрешено присваивать стипендиям, кроватям, целым заведениям личные имена (по желанию жертводателя). 5 октября 1882 года была выдвинута идея разделить территорию Москвы на отдельные участки для благотворения. В качестве территориальной единицы выступал приход. Это привело к развитию в Москве церковноприходских попечительств о бедных. Государство отгораживалось от социальных проблем. Государственные дела о призрении нищих, бедных и убогих сопровождались значительной волокитой, проводились с разбором. 1 сентября 1885 года был закрыт Приказ общественного призрения.

В значительной мере функцию государства по призрению взяло на себя купечество – торгово-промышленные предприниматели. Открывались традиционные благотворительные заведения (больницы, приюты, богадельни) и их новые типы. К последним принадлежал дом трудолюбия, который был основан на деньги московского купца М.А.Горбова его женой С.Н.Горбовой. В нем все желающие могли получить работу и заработать деньги. При этом дом трудолюбия предлагал кров и питание. Другие общественные заведения – знаменитые «Ляпинка» и «Фирсановка» - были прибежищами студентов и лиц свободных профессий. «Ляпинку» основали купцы Михаил и Николай Иллиодоровичи Ляпины.

Суммы пожертвований исчислялись миллионами. Перечень благотворительных учреждений в России 19 – нач. 20 века очень велик и, вероятно, никогда не был точно составлен. К примеру, в Москве в список таких учреждений могли бы войти (по источнику 1917 г.):

Дом призрения Мазуриных на Котельнической набережной (открыт в 1888 г.), дом призрения бедных им. Т.Г.Гурьевой, дом призрения бедных женщин П.Н.Грязнова, дом призрения им. Г.И.Хлудова с бесплатными при нем квартирами, смешанным начальным училищем и бесплатным женским ремесленным училищем; Николаевский дом призрения вдов и сирот Московского купечества с начальной школой.

Дом Московского Купеческого общества для бесплатных квартир (открыт в 1880 г.);

Богадельни: им П.М.Третьякова (1907 г.), им. Г.Д.Новичеснкова (1908 г.), им. А.А.Хлебникова, П.И.Куманина, им. Д.А.Морозова, Солодовниковская богадельня; богадельня для бедных престарелых женщин им. О.Н.Самойлова; богаделенный дом Р.Н.Внукова, Андреевская богадельня и др.

Приют для неизлечимо больных им. Блохиных; Александровская больница;

Ремесленное училище им. К.Т.Солдатенкова (1909 г.);

Солодовниковское городское училище и торговая школа им. Бр.Солодовниковых;

Александро-Марьинское Замоскворецкое училище;

Московские мещанские мужское и женское училища Московского купеческого общества –

- и многие другие.

Некоторые благотворительные заведения были известны на весь мир. К числу таковых относился Рукавишниковский исправительный приют для малолетних преступников, созданный братьями Николаем и Константином Рукавишниковыми, происходившими из разветвленного рода Рукавишниковых, по происхождению – старообрялцев-поморов. С 1864 года. несколько сотен подростков получали среднее образование в приюте, а также профессии в мастерских: сапожной, портняжной, столярной, переметной и брошюровочной. Изготавливались одежда и обувь (даже фрачные и сюртучные пары), мебель, токарные станки и инструменты, шахматы, счеты, вешалки и другие предметы быта. Воспитанники неплохо зарабатывали.

Н.В.Рукавишников уделял много времени духовной работе с воспитанниками: водил их по Москве, показывал им Кремль, Румянцевский Музей, картинные галереи или панораму Москвы с Ивановской колокольни или Воробьевых гор. В часы, свободные от занятий или в праздничные дни, Рукавишников сам распоряжался детскими играми и вообще все свое время посвящал приюту. В 1873 г. Рукавишниковский приют посетил декан Вестминстерского Аббатства доктор Стекли. Отзыв его был самый лестный.

<<< Воспитанники училища Руковишниковых

При выходе из приюта 18-летние юноши снабжались денежными пособиями, инструментом и одеждой. В течение 3-х лет с ними поддерживалась связь, и если все шло благополучно, они получали необходимый капитал для открытия своего дела. Не более 10% выпускников приюта возвращались к прежней криминальной жизни, тогда как по данным Министерства юстиции 96% детей, которые содержались в тюрьмах, вновь встали на путь преступлений.

На средства КВ. Рукавишникова были открыты ремесленное и женское городские училища, хирургические клиники. В 1894 году при содействии Рукавишникова в Москве была создана система участковых попечительств о бедных. Попечительства оказывали неимущим разнообразную помощь: выплачивали денежные пособия, выдавали бесплатные обеды, оказывали бесплатную медицинскую помощь. В 1895 году их помощью воспользовались 15 000 человек.

* * * * * * *

Русские купцы добивались успеха неимоверным трудом, начиная, как правило, «с нуля» и развивая дело в нескольких поколениях. Но будучи людьми прагматичными и деловыми, они обладали чувствительной, доброй душой и поистине христианской жалостью к обездоленным. Часто русских купцов обвиняют в тщеславии, стремлении компенсировать титулами свою «безродность» и т.п. Возможно, это в какой-то мере имело место - «слаб человек»! Но если бы в наши дни тщеславие направляло деньги олигархов на строительство медицинских центров, внедрение новых технологий, а не на приобретение яхт и островов!..

И все же главное свойство души, которое двигало помыслами купцов-благотворителей, - это ХРИСТОВА СОСТРАДАТЕЛЬНОСТЬ, вменяющая им в СВЯТОЙ ДОЛГ отринуть равнодушие и не проходить мимо горя бедных людей – возможно, таких же бедных, какими были их предки. Иначе невозможно объяснить деятельность по созданию больниц, приютов, богаделен и т.п. Ведь корысть была небольшая: объекты благотворительности тогда не использовались в схемах ухода от налогов, как это широко практикуется в настоящее время.

Г.Г.Солодовников

Самым богатым человеком 19 века, одним из крупнейших благотворителей 19 века был Гаврила Гаврилович Солодовников (1826-1901), старообрядец из Серпухова – домовладелец, землевладелец, крупный акционер Московско-Казанской железной дороги, владелец трех больших банков. Отец его был купцом 3-й гильдии, торговцем бумажным товаром.

Г.Г.Солодовников построил клинику кожных болезней на девичьем поле в Москве, клинику при медицинском факультете Московского университета, создал Варваринский сиротский приют на Шаболовке, ряд домов для бедных, Московский театр оперетты и др. Большую часть своего огромного состояния он завещал на благотворительность: 20 147 700 рублей (около 9 миллиардов долларов по сегодняшнему счету) Гаврила Гаврилович велел разбить на три равные части. Первую часть он приказал потратить на «устройство земских женских училищ в Тверской, Архангельской, Вологодской, Вятской губерниях». Вторую — «отдать на устройство профессиональных школ в Серпуховском уезде для выучки детей всех сословий и… на устройство там и содержание приюта безродных детей». Третью часть следовало отпустить «на строительство домов дешевых квартир для бедных людей, одиноких и семейных». Солодовников написал в завещании: «Большинство этой бедноты составляет рабочий класс, живущий честным трудом и имеющий неотъемлемое право на ограждение от несправедливости судьбы». При этом своим сыновьям и родственникам он завещал значительно меньше – 830 тысяч рублей.

Интересно, что про Г.Г.Солодовникова повторялись и повторяются одни и те же анекдотические факты: будто он питается на два гривенника в день, ходит дома в заплатанном халате, доедает вчерашнюю гречку, дает мизерные чаевые, ездит в экипаже, на котором в резину обуты лишь задние колеса, утверждая, что кучер «и так поездит», и т.п. Апофеозом насмешливости стал фельетон, опубликованный в 1905 году насмешливым публицистом В.М.Дорошевичем, в котором он писал, каким Солодовников был «ловким дельцом» и «лукавым Плюшкиным», «скупым рыцарем», которого «вся Москва терпеть не могла». Вот некоторые выдержки, которые иллюстрируют все ту же ненависть и зависть к русским купцам – этой квинтэссенции всего РУССКОГО:

…И вот после долгих лет могущества и боязни богатства и лишений, мелкого честолюбия и наживательства, пришла смерть.

Среди запаха лекарств в комнате повеяло запахом разрытой могилы.

Его превосходительство, накрашенный старик, послал за нотариусом.

Настала минута большой общественной опасности.

Человек, у которого 48 миллионов, представляет собою уже общественную опасность.

….Словно дивную скрипку вынули из старого безобразного футляра. …Из ветхого, умирающего брюзги-Плюшкина выглянул живой человек и радостно и с любовью улыбнулся людям.

…Что в действительности думает современный русский человек? Никогда вам не узнать этого ни по его словам ни по его поступкам.

Покойный Солодовников пожертвовал что-то на мраморную лестницу для московской консерватории. Пожертвование на консерваторию — пожертвование «на виду».

— Чего русскому человеку нужно?! Ничего русскому человеку не нужно! Как-нибудь попасть «на вид», — и больше ему ничего не надо!

— Что же за загадка русский человек?

Один раскольник как-то говорил мне:

— Так-с избёночка небольшая, дрянненькая-с. На бок её покосило. Мохом заросла. И в окна не разглядишь, что в ей деется. Потому стёкла ветром повыбиты и, взаместо стекла, оконницы пузырём затянуты. А внутре живой человек сидит. Сидит и носа не показывает. Потому на дворе сиверко. Он и сидит себе, притаился. А жив! А есть живой человек!

КАК, ВИДНО, ТЯЖЕЛО БЫЛО СПРАВИТЬСЯ С НИМ В БИЗНЕСЕ, ЕСЛИ ОН И ПОСЛЕ СМЕРТИ ВЫЗЫВАЛ ТАКОЕ РАЗДРАЖЕНИЕ!

* * * * * * *

Примеры широкой благотворительности, которая по существу выполняла функцию социальной защиты государства, многочисленны, и всех не перечислить. Среди благотворителей выделяется Кузьма Тереньтьевич Солдатенков – торговец бумажной пряжей, совладелец текстильных Цинделевской, Даниловской, а также Кренгольмской мануфактур, Трехгорного пивоваренного завода и Московского учетного банка. Старообрядец, выросший в среде Рогожской заставы, еле обученный грамоте и стоявший за прилавком в лавке отца, после смерти родителя с жадностью стал утолять жажду знаний. Он организовал некоммерческое издательство и стал печатать книги для народа, себе в убыток. Покупал картины (начал делать это на четыре года раньше самого Павла Третьякова). «Если бы не Третьяков и Солдатенков, то русским художникам некому было и продать свои картины: хоть в Неву их бросай», — любил повторять художник Александр Риццони. Свое собрание — 258 картин и 17 скульптур, гравюры и библиотеку «Кузьма Медичи» (так называли Солдатенкова в Москве) — завещал Румянцевскому музею. Он ежегодно в течение 40 лет жертвовал этому первому в России публичному музею по тысяче рублей.

Миллион был выделен Солдатенковым на строительство ремесленного училища и почти 2 миллиона на устройство бесплатной больницы для бедных, «без различия званий, сословий и религий». Больницу, построенную уже после его смерти, назвали Солдатенковской, но в 1920 году переименовали в Боткинскую.

Благотворительность расцветала повсеместно в России 19 века. Например, в Нижнем Новгороде в 1864 году Фёдор Андреевич Блинов пожертвовал двадцать пять тысяч рублей для устройства здесь городского Банка и организацию богадельни для бедных нижегородцев из рабочего класса. Ф.А.Блинов месте со знаменитым купцом-нижегородцем Н.А. Бугровым построили в 1880 году «Вдовий дом» и водопровод при условии бесплатного навсегда пользования им жителями Нижнего Новгорода.

* * * * * * *

Следует подчеркнуть особую роль, которую играли в обществе женщины-старообрядки – матери, жены, сестры именитых купцов. Когда из жизни уходил глава семьи, они брали на себя все бремя ответственности за дело и вели его успешно. Такова была прославившаяся своей благотворительностью Варвара Алексеевна Морозова (урождённая Хлудова, 1850—1913), жена Абрама Морозова. После его смерти взяла на себя управление Тверской мануфактурой хлопчатобумажных тканей.

Одним из первых благотворительных проектов В.А.Морозовой стало строительство в Москве на Девичьем поле психиатрической клиники в 1887 году. В строительство сразу было вложено полмиллиона рублей. В 1895 году там московскими промышленниками уже был выстроен целый клинический городок из 13 прекрасно оборудованных клиник. В течение 30 лет В.А.Морозова продолжала спонсировать этот медицинский комплекс. В дальнейшем ею были выстроены еще несколько клиник. На счету В.А.Морозовой также начальная школа (1873 год), ремесленные классы для детей из беднейших семей (1877 год), которые в 1901 году Морозова передала городу; рассчитанная на 100 посетителей и располагавшая богатым книжным фондом бесплатная читальня имени Тургенева (1885 год). В своём доме на Воздвиженке Морозова открыла литературный салон. Его посещали Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Владимир Соловьёв.

Университет Шанявского получил от Морозовой 50 тысяч рублей. Следует сказать, что этот университет, основанный генералом, колонизатором Дальнего Востока, золотопромышленником А.Л.Шанявским, также был обязан своим открытием вдове Лидии Алексеевне Шанявской, которая после смерти мужа в 1905 году завершила процесс организации университета. А.Л.Шанявский завещал всё свое состояние на создание народного университета, открытого для всех; передал университету собственный дом на Арбате. Через три года, полных бюрократической волокиты, в 1908 году, университет открылся в этом доме. В нем учились в разное время Л.Выготский, С.Есенин, Н.Клюев, Н.Тимофеев-Ресовский, А.Шумский, А.Цветаева и др. Преподавали В.Брюсов, В.Вернадский, К.Тимирязев, Д.Синицын, П.Лебедев, А.Чаянов и другие известные ученые. Университет был фактически ликвидирован в 1918-1920 гг.

* * * * * * *

В 19 веке промышленные кланы появляются один за другим в различных промышленных отраслях. Строятся дороги, прокладываются железнодорожные пути. Осваиваются новые территории. Многие основатели династий вышли из крестьянской среды: выкупились из крепостной неволи, сколотили первоначальный капитал на кустарном промысле. Мало сведений о том, какую финансовую поддержку получали такие предприниматели на стороне. Но все же есть достоверные факты о той роли, какую играла старообрядческая община в становлении российского предпринимательства. Примером может служить династия Носовых.

В 1829 году трое сыновей купеческой вдовы Натальи Носовой задумали поставить в Семеновском фабрику шерстяных изделий. Они своими руками ткали, промывали и красили тонкосуконные платки. Мать с двумя снохами изготовляли бахрому. Спрос на платки был велик, дело росло, и на фабрике Носовых в 1843 году работало уже 311 человек. Наталья Носова была записана во 2-ю гильдию московского купечества. У ее сыновей тоже были многодетные семьи.

Семья Носовых принадлежала к старообрядцам общины Преображенского кладбища. Как известно, старообрядческие общины имели общественные кассы, из которых выдавались кредиты на льготных условиях. Такой кредит в сумме 500 тыс. руб. – огромные деньги по тем временам» - был предоставлен семье Носовых в 1847 году от общины Преображенского кладбища. Первые три года кредит был беспроцентным, и лишь с четвертого года начинали взиматься платежи в 4% годовых. Кредит помог при модернизации и расширении фабрики, расположенной на участке, приобретенном еще в 1838 году. В дальнейшем были приобретены и другие участки, предприятие росло. В 1854 году братьями был открыт торговый дом. Планомерно, год от года, расширяя фабрику и территорию вокруг нее, Носовы увеличивали капитал. В 1870-е годы «Промышленноторговое товарищество мануфактур братьев Носовых» поставляло сукно для армии. На начало 20 века число рабочих составило 1125 человек, работавшим по 50 специальностям. Производство модернизировалось. Вводились новые мощности в Черкизове, Курской губернии. Накануне Первой мировой войны Носовы выпускали около полумиллиона м ткани в год. Им принадлежали торговые ряды в центре Москвы, на Макарьевской ярмарке. Ткани сбывались и за границей – в Хиве, Бухаре, Персии.

<<< Худ. К.А.Сомов. Портрет Евфимии Павловны Носовой (урожд. Рябушинской)(1911г.)

В управлении предприятием участвовала внучка Натальи Носовой – Юлия Васильевна Носова. Ее брат Василий Васильевич Носов в 1903 году женился на младшей сестре П.П.Рябушинского – Евфимии (1883-1970?). Она была высокообразованной женщиной, живо интересовалась искусством, вместе с мужем принимала участие в меценатских делах. В семье перед революцией было собрано множество полотен замечательных русских художников – Сомова, Рокотова, Боровиковского, Левицкого, Венецианова и др., которые в 1917 году перед отъездом в Италию были переданы московским музеям.

«…ни тени декаданса, а красота и сила жизнеутверждения», - так писал о своей модели художник К.Сомов. Глядя на портрет утонченной молодой красавицы Евфимии с гордым умным взором, в великолепном, изысканном наряде – старообрядки по крови и по менталитету, – сложно и странно помыслить о пресловутом «темном царстве», с которым соотносили старообрядцев интеллигенты-разночинцы – провозвестники «демократических реформ»…

О созданном трудом многих поколений Носовых предприятии позднее написали, что благодаря революции «грязная захламленная фабрика… превратилась в мощное социалистическое предприятие под названием «Освобожденный труд». История фабрики символична: вследствие «демократических реформ» она фактически перестала функционировать с 2003 года. Ее последний замдиректора А.В.Лавров мечтал создать музей, посвященный дореволюционному прошлому фабрики и семье Носовых, но этим мечтам не суждено было осуществиться.

Использованы ресурсы:

http://ru.wikipedia.org/wiki/Старообрядческие_скиты_Нижегородской_губернии

http://myfhology.narod.ru/gallery/phoenix/gal.html

http://www.pravenc.ru/text/беглопоповцев.html

http://www.hrono.ru/statii/2008/karg_irgiz.html

http://94.140.210.149/gav/index.php?option=com_content&view=article&id=73&Itemid=96

http://www.snob.ru/selected/entry/12532

http://community.livejournal.com/arts_education/21719.html